в высоту не выше хоббита. Там, где нижние ветви касались земли, появлялись корни и новые стебли, обвивающиеся вокруг Материнских Деревьев. Я провела руками по одной из веток; ряды иголок, расположенных попарно, темно-зеленых сверху и серо-зеленых снизу. Кора на ощупь казалась шелковой, несмотря на возраст; самым старым английским родственникам этого дерева тысячи лет. Я потянула за кору, чтобы поздороваться, и она отслоилась, оставшись у меня в руках. Камбий под ней светился пурпуром.

После того как мне в вены ввели последнюю дозу паклитаксела, я привезла в эту рощу Ханну и Наву. Цвели клейтонии и лизихитон.

– Это тисы, из которых сделано мое лекарство, – сказала я, и мы обхватили руками их узловатые стволы. Я попросила деревья позаботиться о моих дочерях, обо всех дочерях, как они позаботились обо мне. В свою очередь, я пообещала защищать их, задавать вопросы, искать еще неизвестные сокровища. В отличие от большинства местных хвойных деревьев, тисы формировали отношения с арбускулярной микоризой, но связывались ли они с кедрами и кленами? Я была готова поспорить, что они общались с более крупными деревьями и крошечными растениями у их корней – копытнем, стрептопусом и майником. Процветающее, связанное сетью соседнее сообщество способно помочь тису производить паклитаксел большей эффективности и в большем объеме.

Кем я буду, если не отвечу добром за добро?

Я представила, как стану бродить среди тисов, когда мне станет лучше, нюхать их острый сок, работать с ними в тени. Я рассказала об этом дочерям, пока мы бродили среди кедров и кленов, возвышающихся над тисами, и Ханна поддержала:

– Ты должна это сделать, мама.

Мы нырнули под кроны Материнских Деревьев и пробрались через круги их молодняка. Нава сняла шарф, который ей дала Мэри, и обернула вокруг самого старого дерева, чьи длинные ветви касались земли. В современном обществе принято считать, что деревья не обладают человеческими качествами. У них нет инстинкта ухода за детьми. Они не лечат друг друга, не проявляют заботу. Но теперь мы знаем, что Материнские деревья заботятся о своем потомстве. Оказывается, пихты Дугласа распознают своих сородичей и отличают их от других семейств и видов. Они общаются и посылают углерод, строительный элемент жизни, не только в микоризу своих родных, но и другим членам сообщества, чтобы помочь сохранить его целостность. Похоже, они относятся к своему потомству так же, как матери, передающие дочерям свои лучшие рецепты. Передают жизненную энергию, мудрость, чтобы продолжать жизнь дальше. Тисы тоже включались в эту сеть, строили отношения со своими постоянными спутниками и с людьми, выздоравливающими после болезни, как я, или просто гуляющими по их рощам.

Через несколько дней после последней процедуры, когда паклитаксел завершил свою работу у меня в клетках, Джин преодолела долгий путь через хребет Монаши, чтобы помочь мне посадить огород – праздник возвращения к природе. «Ты хорошо выглядишь, Эйч-Эйч», – заявила она, несмотря на мою бледность. Мы несколько часов работали, вскапывая землю, где среди влажных комков извивались черви; когда спины заболели, а руки покрылись волдырями, мы легли пить комбучу в тени. На следующий день мы посеяли фасоль, кукурузу и тыкву. Когда семена прорастут, их корешки подадут сигнал арбускулярным микоризным грибам, которые соединят растения в особую сеть так, как это происходило в моем воображении у тисов, кедров и кленов на той стороне озера. Высокие бодрствующие кедры вольют сахар в сонные маленькие тисы, которые используют эту энергию для развития ворсистой коры и изготовления капель паклитаксела. Когда распустятся листья клена, они отправят сахарную воду кедрам и тисам в тени, помогая им вдоволь напиться в сухие летние дни. Поздней осенью тисы, возможно, окажут ответную услугу кленам и кедрам, посылая запасы сахара из своих зеленых клеток, чтобы помочь соседям пережить зиму. Микоризные грибы начнут обвиваться вокруг минеральных зерен, пробуждая клещей, нематод и бактерии.

Я положила белое семечко в ямку. Через несколько недель почва наполнится жизнью, а ко Дню матери семена «трех сестер» пробудятся.

В день, когда мне сообщили, что рак удалось вылечить, доктор Малпасс предупредил: если болезнь вернется, я не выживу. Я хотела заверить, что со мной все будет в порядке, но он пожал плечами и сказал: «Сюзанна, это тайна жизни, и только от тебя зависит, как ты ее примешь».

Дома я села под кленом, окутанным новыми листьями, и слушала, как в его кроне шныряют белки. За зиму дерево потеряло большую ветвь, сок закрывал рану, но оно отдавало все силы на создание листьев. Клен произвел множество семян, возможно, в последний раз: одни дадут потомство, другие съедят белки.

Оставался наболевший вопрос об уходе Материнских Деревьев из жизни. Отправляет ли умирающая мать оставшийся углерод своим родным – волна передачи всего, что у нее было – и продвигается ли этот углерод дальше паутины грибов, окутывающей их крошечные корни, – в формирующиеся листья, помогая создавать фотосинтетические ткани? Ее последний выдох проникает в потомство и становится его частью.

Я заглянула в огород, чтобы проверить, пророс ли горох, и удивилась, обнаружив среди колеблющихся усиков раскрывающийся кленовый росток.

Глава 15

Передача эстафеты

Ханна прихлопнула на шее комара размером с бомбардировщик Б-52. Когда она переступила через потрепанную пластиковую бахрому, опоясывающую корни деревца пихты Дугласа, я произнесла:

– Сначала прикоснись к ее коре, солнышко, чтобы показать уважение.

Она положила руки на гладкую поверхность молодой пихты, затем обернула рулетку вокруг ствола и назвала диаметр:

– Восемь сантиметров!

После она выкрикнула «два» – код для «недостаточно хорошего состояния», желтоватые иголки – признак болезни корней. Джин занесла эти данные в таблицу. Моя племянница Келли Роуз направила лазерный высотомер сначала на корни, а затем на терминальную почку, и сообщила:

– Высота семь метров.

Мы с Навой измеряли соседнюю березу, которая оказалась вдвое ниже пихты, ее нижнюю часть украшали опята.

Мы вернулись к озеру Адамс – на один из участков, где в 1993 году я выкопала сеть траншей метровой глубины между пихтами и березами и обернула пластиком отдельные цилиндры корней, чтобы не позволить микоризной сети соединить деревья. Двадцать один год спустя, в июле 2014, мы увидели, как страдают деревья, отрезанные друг от друга, как слаба их иммунная система и истощена жизненная сила. Всего в тридцати метрах от нас находился быстрорастущий контрольный участок, где я не трогала гифовые связи.

Прошло чуть больше года после окончания химиотерапии. Мы с Джин взяли Наву, Ханну и Келли Роуз – четырнадцать, шестнадцать и восемнадцать лет,