Я считала, что при составлении карты микоризной сети мы увидим несколько звеньев.

Вместо этого мы увидели гобелен.

Когда мы проводили эксперимент с Юань Юань, я полагала крайне маловероятным, что умирающие пихты Дугласа будут передавать сообщения соснам желтым. Но они это делали. Один из моих учеников подтвердил это в своем исследовании, то же самое получилось и у других ученых в лабораториях по всему миру. Потом я рискнула предположить, что Материнские деревья пихты Дугласа распознают своих сородичей, не принимая во внимание то, что сигналы могут проходить через микоризную сеть. Однако пихты – боже мой! – узнали своих родственников. Материнские деревья не только посылали углерод для поддержки своих микоризных грибов-симбионтов, но и каким-то образом укрепляли здоровье родни. И не только своего потомства, но и чужаков, и других видов, способствуя разнообразию сообщества.

Было ли это везением?

Я думаю, деревья все это время что-то рассказывали мне.

Когда-то я предполагала, что маленькие пожелтевшие еловые саженцы 1980 года – те самые, которые отправили меня в долгое путешествие всей жизни, – страдали от того, что их голые корни не могли соединиться с почвой. Теперь я знала: им не хватало микоризных грибов, чьи гифы не только извлекали питательные вещества из лесной подстилки, но и соединяли саженцы с Материнскими деревьями, обеспечивая их углеродом и азотом, пока они не смогут жить самостоятельно. Их корни ограничивались собственными земляными пробками, изолированными от старых деревьев. А вот те пихты субальпийские, которые естественным образом появлялись рядом с Материнскими деревьями, получали все необходимое.

Но меня еще со времен болезни преследовал вопрос, что если мы во всем равны в природе, то одинаковы ли у нас цели в смерти? Передать эстафетную палочку как можно лучше. Передать детям самый важный материал. Если необходимая энергия не поступала непосредственно к потомству Материнского Дерева (к стеблю, иголкам, почкам и всему остальному), а уходила только в подземную сеть, то повышала ли такая связь их приспособленность вне рамок действия гриба.

Очередное звено к этой цепи знаний добавила Моника, новая докторантка. Осенью 2015 года она начала тепличный эксперимент со ста восьмьюдесятью горшками. В каждый горшок она посадила по три саженца: два родственника и один чужой, причем один из родственных саженцев считался Материнским Деревом. Идея заключалась в следующем: после того, как Материнское дерево получает какую-то травму, у него есть выбор, куда отправить остатки энергии – к родственнику, чужаку или в почву. Моника вырастила саженцы в сетчатых мешках с порами разного размера, чтобы сформировать или подавить микоризные связи, а затем повредила некоторые саженцы Материнских Деревьев с помощью ножниц или западной еловой листовертки. Затем она пометила Материнские деревья изотопом 13C, чтобы проследить, куда отправится углерод.

Словно напоминая о капризном характере природы, волна жары вывела из строя потолочные вентиляторы в теплице, загубив часть эксперимента. Тепличный кот, толстый, рыжий и полосатый, нервно дергал хвостом, пока мы с Моникой стояли на коленях возле рядов, проверяя твердую, как камень, почву в одном горшке за другим. Большинство саженцев выжили. Нам повезло.

Даже в тепличных экспериментах, когда многие факторы окружающей среды находятся под контролем, что-то может пойти не так.

Впрочем, это меркнет по сравнению с огромным количеством неприятностей, которые могут произойти даже в самом хорошо продуманном полевом эксперименте, особенно длящемся в течение десятилетий, необходимых для изучения долгосрочных закономерностей. «Неудивительно, что большинство ученых проводит исследования в лаборатории», – подумала я.

Но мы не отказались от эксперимента. Деревца Моники были гораздо крупнее саженцев Аманды, и я горела желанием узнать, способны ли они втянуть углерод, высвобожденный пострадавшими Материнскими деревьями. Наступил день, когда мы с Моникой прокручивали графики с данными, словно смотрели фильм. Все проверяемые нами факторы оказались значимыми: были ли деревца родственниками Материнских Деревьев, были ли они связаны между собой, имелись ли у них повреждения?

Материнские деревья в эксперименте Моники передавали больше углерода родственникам, нежели чужакам, как ранее установили Брайан и Аманда. Однако, в отличие от предыдущего исследования, в котором мы обнаружили наличие углерода только в микоризных грибах растений-сородичей, Моника определила, что он поступает непосредственно в их главные побеги. Материнские деревья наполняли микоризную сеть энергией своего углерода, и она переходила в иглы родственников, обеспечивая их жизнедеятельность. Et voilà![67] Данные также показывали, что повреждение Материнского Дерева – будь тому причиной листовертка или ножницы – побуждало его передавать родственникам еще больше углерода.

Столкнувшись с неопределенным будущим, мать передавала жизненную силу потомкам, помогая им подготовиться к грядущим переменам.

Умирающие помогали живым; старики питали молодых.

Я представила поток энергии от Материнских Деревьев – мощный, как океанский прилив, сильный, как солнечные лучи, неистовый, как ветер в горах, неудержимый, как мать, защищающая своего ребенка. Я знала эту силу в себе еще до того, как открыла эти беседы с лесом. Я чувствовала ее во вливавшейся в меня энергии клена во дворе, когда размышляла над мудростью доктора Малпасса о принятии тайны жизни, ощущая то волшебное явление, возникающее при совместной работе, ту синергию, которую так часто упускает редукционистская наука, заставляющая нас ошибочно упрощать свои общества и экосистемы.

Куда лучше восстановятся после потрясений деревья следующего поколения – обладатели генов, наиболее приспособленных к изменениям, дети родителей, формировавшихся в различных климатических условиях, деревья, знающие о стрессах предков, с надежными арсеналами защиты и запасами энергии. Практическое применение – то, что может иметь значение при управлении лесами – заключается в том, что нужно сохранять старейшин, переживших изменения климата, поскольку они могут распространять семена на проблемных территориях и передавать будущим поколениям свои гены, энергию и восстановительный потенциал. Сохранять не только нескольких старейшин, но и множество видов, множество генотипов, родственников и чужаков – ту комбинацию, которая обеспечивает разнообразие и приспосабливаемость леса.

Мне хочется, чтобы мы дважды думали перед вырубкой умирающих Материнских Деревьев и оставляли часть из них, заботясь о молодняке, причем и о чужом тоже. Растения погибают из-за засух, жуков, листоверток и пожаров; в результате лесозаготовительная промышленность вырубает огромные массивы, сплошные рубки сливаются, покрывая целые водоразделы, выкашиваются целые долины. Мертвые деревья считают пожароопасными, но, скорее, они выглядят удобным товаром. В качестве побочного ущерба захватывается и отправляется на фабрики множество здоровых соседей. Такая рубка усиливает выбросы углерода, изменяет сезонную гидрологию в водоразделах и в некоторых случаях приводит к выходу потоков из берегов.