По этой причине - если не по какой другой - обзор Европы и Священной Римской империи будет неполным без описания в общих чертах характера Филиппа II. Этот сын Карла V был живым воплощением политики Испании, ее озабоченности религией и ее желания править, которое и способствовало погружению Европы в Тридцатилетнюю войну. В нем также были черты, которые сделали значительный вклад в формирование контрреформаторской Европы. «Испанскость» была важной составной частью католической Европы, которая была сформирована маньеризмом, барокко и гуманизмом контрреформации и оставалась таковой до 1918 г. В своем самом впечатляющем и характерном виде она выявляется в личности Rey del mundo Филиппа II, короля мира.

Leyenda negra сделала из Филиппа II монстра, хотя в самой Испании его ценят и им восхищаются даже те, кто отвергает монархию. Филипп не научился, как его двоюродный брат, говорить на семи языках. Он говорил только по-испански, то есть на кастильском, и когда он писал, то делал орфографические ошибки; он знал немного латынь и французский, но недостаточно, чтобы говорить на них уверенно. Вина за такой недостаток образования лежит на его домашнем учителе Хуане Мартинесе. Карл V хотел нанять Viglio - известного фламандского гуманиста, но тот отказался.

Однако не следует думать, что Филипп вырос ограниченным человеком. В его свите всегда были церковники, находившиеся под подозрением в ереси; сам он читал труды Эразма и был впечатлен полотнами Иеронима Босха, которые с точки зрения церкви были в крайней степени сомнительными.

Интеллектуальная узость и слепая приверженность штампам, свойственная XIX в., были чужды его натуре. Его наследственная суровость имела иные корни.

Будучи молодым человеком, он увлекался спортом, охотой и танцами. Он мог проявлять большую нежность к своим дочерям-подросткам, о чем нам известно из переписки, обнаруженной в 1867 г. бельгийским историком Гашаром в архивах Турина. Публикация этих писем в 1884 г. произвела сенсацию. В характере Филиппа выявились такие черты, которые никто (даже представители определенных кругов XIX в., которые считали себя передовыми) и не подозревал в таком «монстре». Филипп следовал священным предписаниям своего отца буквально. Его социальное законодательство, например, посредством которого он пытался защитить рабочую силу в Южной Америке, звучит поразительно современно .

Филипп считал себя ответственным за духовное и физическое благополучие двадцати стран. Именно это чувство ответственности приковывало его к письменному столу, за которым он проводил восемь часов в день, и превращало его в rey burocrata - первого человека, как пишет один автор, «который попытался проложить для мира курс, сидя за письменным столом» (Александр фон Ранда). Бывало, он засыпал за работой, и утром его так и находили.

Но король не имел права спать или облегчать себе жизнь. Филипп симпатизировал Терезе Авильской и сочувствовал ее попытке пробудить Испанию от апатии срочным предупреждением: «Выходите из спячки, мир в огне!» Папский нунций хотел упрятать ее в тюрьму как сумасшедшую. Но Филипп оказал ему сопротивление и взял ее под свою защиту. Он оставил спорт и любимые забавы юности, но сохранил любовь к искусству, музыке и живописи. В годы его правления была учреждена первая в Испании академия наук. Разработанная им система для библиотеки Эскориала (которая была открыта для всех, кто мог извлечь из нее пользу) стала образцом для будущих библиотекарей, и это именно он завел практику требовать депозит за каждую недавно опубликованную книгу. Знаменитый ботанический сад, который и по сей день носит его имя, был создан под его руководством, так как он страстно любил цветы. Возможно, он никогда столь многословно не задавал себе вопрос, как правильно выращивать людей, но его ответ записан в труде всей его жизни: сохраняя по возможности максимально плотный контроль и действуя только из интересов глубочайшей заботы о духовном благополучии подданных. Оба этих принципа накладывали чрезмерное напряжение и на короля, и на его подданных. Филипп видел себя в первую и последнюю очередь слугой своих народов. Как он инструктировал одного из своих вице-королей : «Не народ существует для правителя, а правитель - для народа. Он должен трудиться для народа, вверенного под его ответственность, заботиться о его спокойствии и мире, внедрять в его жизнь порядок и справедливость. Это его первейшая и наиглавнейшая обязанность, за выполнение которой ему однажды придется давать отчет». Днем и ночью мысли Филиппа были заняты этим отчетом, который ему придется давать и в Судный день, и перед своим отцом, живое присутствие которого он ощущал рядом с собой. Одним из пунктов, завещанных ему Карлом V, было огромное бремя долга. «Si no falta el dinero» («Если нет нехватки в деньгах») стало одной из самых характерных фраз Филиппа II, что делало тем более обязательным подвергать все доскональному и тщательному королевскому контролю. К концу его правления правительство Испанской всемирной империи было поделено на двенадцать больших советов с королем во главе. Внутри советов приветствовалась и свободно звучала критика. Но все решения принимал король в одиночку. Особенно важными были Государственный совет (который занимался иностранными делами и другими крупными вопросами) и Совет по делам Индий. Филипп ожидал от своих слуг полной объективности и беспристрастности вплоть до исключения всех личных соображений. Своим представителям он приказывал выполнять свои указания буквально и предпочитал, чтобы они не знали о деятельности друг друга.

«Я принял решение пожертвовать собственные плоть и кровь Богу, так как я ставлю службу Ему и всеобщему благу выше всех человеческих соображений». Именно в таком свете Филипп видел принесение в жертву своего сына Дона Карлоса, которого он считал опасным для государства и для всех своих подданных. Филипп был готов стать Авраамом для своего сына Исаака.

Филипп чувствовал личную ответственность за всех своих подданных -прошлых, нынешних и будущих, фактически за всех европейцев, не исключая и богемцев. Всех нужно было спасти от осуждения на Судном дне. Несмотря на свое шаткое здоровье и хроническую нехватку денег, Филипп прилагал большие усилия к тому, чтобы скупить как можно больше реликвий немецких святых, чтобы держать их в недосягаемости для рук реформаторов, для которых они были всего лишь костями. Семь тысяч таких реликвий, доставленных в тщательно опечатанных сундуках, были привезены в Эскориал. Филипп любил приходить и смотреть на них, убеждая себя, что любой, кто таким образом владеет прошлым Германии, делает ставку в сражении за ее будущее. Католические территории Германии будут отвоеваны испанскими солдатами. Разве не хвастался испанский поэт Рамон де Бастеррас, что «мир был лесом испанских копий»? Оградительную испанскую молитву следовало обратить к небесам, чтобы спасти мир от