Шрифт:
Закладка:
YouTube немедленно попробовал внедрить систему контроля причиненного вреда. Видеохостинг извинился и публично пообещал использовать для решения этой проблемы свои «последние достижения в области искусственного интеллекта». Он предлагал скидки и переписал правила, которые теперь запрещали рекламу на любом «опасном или уничижительном контенте». Дирекция пыталась сформулировать проблему так, как она формулировала все — математически. Руководитель отдела продаж Google, энергичный немец Филипп Шиндлер объяснил в интервью, что «очень-очень-очень небольшое количество» рекламы размещалось на этих проблемных видеороликах и исправить это сложно. «Возьмем, к примеру, слово на букву „н“», — предложил он. Удаление рекламы из каждого видеоклипа, в котором встречается ругательное упоминание выходцев из Африки, затронуло бы «довольно значительный процент всех клипов с рэпом». Машины не умели отличать рэп-тексты от ненавистнических высказываний. «Подумайте о масштабе проблемы, с которой мы имеем дело», — убеждал Шиндлер. Чтобы разрядить обстановку, Воджицки пригласила руководителей рекламного агентства в дом Эрика Шмидта на Манхэттене. Google попыталась успокоить другое агентство, взволнованное тем, что его реклама оказалась встроена в видеоролики правительства Северной Кореи, что является потенциальным нарушением нормативных требований. (Google объяснила, что это нормально[204], потому что клипы были получены из Мексики, а она поддерживает дипломатические связи со страной-изгоем.) Во время этих бесед руководители YouTube разработали метафору: их сайт превратился из маленькой деревни в большой город без светофоров, разметки или полицейских, которые теперь необходимы. Через пару месяцев Воджицки опробовала эту метафору на Марке Притчарде во время частной встречи. Притчард не согласился.
— Вы полетели в огромную галактику, которая превосходит все, что кто-либо когда-либо видел, — сказал он. — Мне кажется, вы не сознаете силу своего влияния.
— Мы хотим быть на правильной стороне истории, — настаивала Воджицки[205].
Однако в другие моменты YouTube возмущался и протестовал. Компания считала, что весь этот шум поднят ради жареных фактов. Отдельной адской историей были обвинения Google в финансировании террористов и нацистов. Чтобы гнуть эту линию, журналистам всего лишь следовало находить больше рекламы на злодейских видеороликах. Это было несложно: выбрать худшие из возможных материалов на YouTube и позволить Интернету делать свое дело. Репортер одного журнала весь вечер набирал в строке поиска YouTube расовые оскорбления и нашел, кроме прочего, клипы, высмеивающие Мишель Обаму, — их спонсировали бренды домашней техники. «Они в основном охотились», — позже сказал об этих репортерах Джейми Бирн из YouTube. В частном порядке многие сотрудники Google указывали на конкретные газеты, о которых шла речь; лондонские The Times и Journal принадлежали заклятому врагу компании Руперту Мёрдоку.
Но это не изменило основополагающего факта: YouTube как рекламный бизнес не управлял тем, на каких материалах показывается реклама; в итоге рекламодатели теряли доверие. И даже зная, кто виноват, невозможно было решить другую сложную проблему — рассказать авторам, почему исчезают их деньги.
* * *
Как только начались бойкоты со стороны рекламодателей, ценообразовательные алгоритмы YouTube отреагировали. Поскольку рекламы было меньше, они снизили рекламные ставки. Когда компания скорректировала фильтры и начала удалять рекламу из видеоматериалов, которые казались в той или иной степени спорными, множество авторов, зарабатывающих деньги на YouTube, потеряли значительную часть дохода — некоторые до 80 % за одну ночь. Компания предупредила избранных авторов, что эта тяжелая ситуация может привести к прекращению выплат любому ютуберу, не связанному с какой-нибудь медиакомпанией или мультиканальной сетью. «Как только мы пройдем через это, все вернется на круги своя, — сказал Джейми Бирн нескольким элитным ютуберам. — Но если не получится, то, знаешь, всему конец».
Тем не менее большинство авторов не знали, что происходит. Им казалось, что YouTube придает видеоматериалам экономическую ценность, основываясь на каких-то мистических, завуалированных критериях. Поэтому людям приходилось полагаться на таких оракулов, как Хэнк Грин.
Грин почти не постарел с тех пор, как десять лет назад дебютировал в видеоблоге YouTube. Долговязый мужчина в очках, с растрепанными светлыми волосами напоминал бойкого учителя средней школы. Он снимал видеоблоги на фоне стены с книгами и красочной картой Нарнии в рамке. Монтана по-прежнему была его домом. Но он не был любителем. Грин управлял восемью каналами YouTube; вел несколько благотворительных мероприятий; участвовал в организации VidCon, которая теперь проходила в трех странах, и руководил медиакомпанией Complexly, состоявшей из двадцати человек. Грин также имел доступ в «волшебную страну». К тому времени он был в числе немногих авторов, с которыми руководство YouTube общалось лично и часто. Хотя у Грина не было номеров уровня Пьюдипая, он был сдержан и дружелюбен к рекламе — моральный авторитет, которого уважали и опасались сотрудники YouTube. Стремясь как-то организовать профессиональных ютуберов, годом ранее Грин основал Гильдию авторов Интернета[206]. Он заставил YouTube сесть и слушать.
Более месяца официальные лица YouTube публично ничего не говорили авторам. В конце концов это сдедал Грин. Он сидел на своем обычном месте съемок в полосатой толстовке с капюшоном, более небритый, чем обычно. (Прошло пять месяцев с тех пор, как у него родился первый ребенок.) В этом видеоэссе Грин сообщил о бойкоте и даже закрепил для него термин «Рекламный апокалипсис» (Adpocalypse), но его реальное влияние было обусловлено осторожной пассивной атакой на саму коммерческую модель YouTube и Интернета.
Vlogbrothers: «Рекламный апокалипсис: что это значит». 21 апреля 2017 года. 3:54
«Вот что самое безумное в рекламе на YouTube, — начинает Грин. — За каждую рекламу, которая показывается на видеоролике, автору ролика платят примерно в десять раз меньше, чем в случае, если бы эту рекламу показывали по телевизору… Почему? Почему мои глазные яблоки стоят в десять раз больше, когда я смотрю телевизор, чем когда смотрю YouTube? Это те же самые глазные яблоки, заверяю вас!» И YouTube активен: зритель просматривает, щелкает, склоняется к экрану, а не валяется на диване. «Эти люди очень низко ценят вас как зрителя, следовательно, должен настать момент, когда вы скажете: „Нет!“»
Грин оживляется: «Стоит ли это того? Является ли эта взаимосвязь между контентом и брендами — которая, кстати, разрабатывалась для радио, — бесполезным пережитком другого века?»
Десять дней спустя, 1 мая, Грин с примерно сотней других авторов прибыл в 1
