Шрифт:
Закладка:
С началом войны «восточный вопрос» снова встал на повестку дня, и европейские политики начали разрабатывать планы создания послевоенных колоний на Ближнем Востоке. Британские дипломаты вели переговоры с Францией и Россией. Договор Сайкса—Пико предполагал раздел сфер влияния между Англией и Францией. Палестина по этому плану попадала в так называемую «коричневую зону» — под международный контроль. Сэр Генри Макмагон, главный представитель Англии в Египте, дал арабам особые обещания. В письме, датированном октябрем 1915 г., он высказал идею создания независимого арабского государства, в которое не войдут только сирийское побережье к западу от Дамаска, Хомса, Хамы и Алеппо. С тех пор арабские политические деятели упорно заявляли, что Англия обещала им Палестину, а потом нарушила данное слово. Макмагон, равно как и королевская комиссия, назначенная в 1937 г., отрицали эти обвинения. Англичане утверждали, что этот договор мог вступить в силу лишь в том случае, если бы арабы восстали против турков и на Аравийском полуострове, и в Сирии; поскольку же арабская революция в Сирии так и не состоялась, то Англия не обязана была выполнять свою часть соглашения. Однако вся история с арабо-британским договором была настолько запутанной, что споры на эту тему возникали вновь и вновь (подобно тому, как не поддавались однозначной интерпретации и посулы Англии евреям — Декларация Бальфура).
Как рассматривал сионизм свои отношения с арабами в контексте новых порядков, которые должны были установиться в Палестине после войны? В подробном меморандуме новому правительству Палестины, подготовленном в 1916 г., лидеры сионизма выдвинули требования равенства в правах всех национальностей, автономии в решении сугубо еврейских вопросов, официального признания еврейского населения отдельной национальной единицей, а еврейского языка — вторым государственным, наравне с арабским. Главной задачей сионистов было завоевание британской поддержки. Как отметил Вейцман в своей манчестерской речи в мае 1917 г., для создания еврейского государства условия еще не созрели; поэтому отношения с арабами занимали далеко не первое место в списке сионистских приоритетов. Герберт Сайдботэм — нееврей, выступавший в поддержку сионизма, — в июле 1917 г. определил цель сионизма как создание еврейского государства, национальный характер которого будет по преимуществу еврейским (подобно тому, как национальный характер Англии — английский); это определение повторил Вейцман на Версальской мирной конференции, когда его спросили, что он имеет в виду, говоря о «национальном еврейском доме». Правда, затем Вейцман добавил, что сионисты не могут позволить себе для решения этой задачи изгнать другой народ с его родной земли[333]. Но именно первую часть его заявления в последующие годы часто цитировали и критиковали. Неужели Вейцман не осознавал проблемы присутствия арабов в Палестине?! Но ведь существуют свидетельства, что ближайшие соратники Вейцмана поняли после войны всю насущную важность «арабского вопроса». В июне 1917 г. Гарри Захер писал Леону Симону: «В глубине души я твердо убежден, что даже если все наши политические планы претворятся в жизнь, то арабы все равно останутся для нас самой чудовищной проблемой. Я не хочу, чтобы мы обращались в Палестине с арабами так, как поляки обращаются с евреями… Шовинизм такого рода может оказаться смертельным ядом для всего йишува»[334].
Правда, непосредственную реакцию арабов на Декларацию Бальфура нельзя назвать непримиримо-враждебной. Как и сионисты, арабы, по-видимому, еще не вполне понимали, что означает эта декларация на практике. На большом общественном собрании сионистов в Ковент-Гарден 2 декабря 1917 г. по случаю празднества в честь Декларации Бальфура двое арабских представителей выразили сердечные поздравления сионистам от имени своего народа. Неделю спустя Вейцман, выступая с речью в Манчестере, заявил, что все недоразумения между евреями и арабами останутся в прошлом. Ведущие арабские газеты в Каире — «Мукаттам» и «Арам» — отнеслись к декларации на удивление дружелюбно; «Арам» заявила, что арабам не. нужно опасаться еврейского государства и что британское правительство всего лишь признало законные исторические права евреев[335].
ВЕЙЦМАН И ФЕЙСАЛ
Газета короля Хуссейна в Мекке выразила сердечное приветствие возвращающимся изгнанникам — «древнейшим сынам этой страны, чьи арабские братья обретут благодаря им как материальные, так и духовные блага»[336]. Чтобы скрепить новорожденную арабо-еврейскую дружбу, доктор Вейцман в мае 1918 г. отправился в Акабу на встречу с Фейсалом, сыном Хуссейна, который заверил его в своем сочувствии сионистским планам. Фейсал, как и Вейцман, возлагал вину за прошлые недоразумения между арабами и евреями на Турцию и утверждал, что интриги турков возбуждали взаимную неприязнь между еврейскими колонистами и арабскими крестьянами. Несколько раз — например, на банкете в честь лорда Ротшильда в Лондоне и на встречах с сионистскими лидерами, — Фейсал заявлял, что разделяет идеалы Вейцмана, что ни один преданный своему народу араб не станет бояться еврейского национализма и что между этими двумя народами должна наконец воцариться искренняя дружба. В соглашении с Вейцманом, подписанном 3 января 1919 г., Фейсал отказался от всяких претензий на Палестину: ее территория должна полностью принадлежать евреям и не входить в новое арабское государство. Правда, в постскриптуме к соглашению Фейсал добавил, что оно вступит в силу лишь в том случае, если арабы получат независимость в соответствии с меморандумом, который Фейсал ранее направил британскому правительству. Таким образом, это соглашение ни к чему не обязывало, но явственно показывало, что Фейсал стремится к союзу с сионистами и готов согласиться на неограниченную еврейскую иммиграцию и колонизацию. Правда, его отношение к еврейскому государству было не столь определенным: однажды Фейсал заметил, что если евреи хотят основать государство и потребовать суверенных прав, то он предвидит серьезные конфликты и потрясения[337]. Но когда Феликс Франкфуртер, глава делегации американских сионистов в Париже, попросил Фейсала прояснить свою позицию по этому вопросу, тот лишь повторил, что арабы относятся к сионистскому движению с глубочайшей симпатией и находят предложения сионистов вполне уместными. Арабы, добавил он, сделают все возможное, чтобы помочь евреям: «Мы сообща стараемся преобразить и возродить Ближний Восток, и наши стремления отлично дополняют друг друга. Еврейское движение — националистическое по своему характеру, а не империалистическое… и в Сирии хватит места для обоих народов». Однако спустя несколько месяцев Фейсал отошел от просионистских позиций. Он снова заявил, что не находит никаких разногласий в диалоге с таким умеренным политиком, как Вейцман, и что согласен на «постепенную инфильтрацию» евреев в Палестину — около полутора тысяч иммигрантов в год, — дабы сионисты в один прекрасный день получили возможность создать собственную провинцию в рамках нового арабского королевства. Но он не согласен с намерениями тех сионистов, которые хотят основать еврейское государство: «Мы, арабы, не можем уступить Палестину». Арабы будут сражаться до последней капли