выплеснуть свою ярость, которую он всегда приносит с собой с Северного моря. Возможно, это сделал он. Я представляю, как человек наподобие Алека может резать беззащитный скот просто ради удовольствия. Джимми тоже встает, и это задевает меня – почти так же сильно, как и беспомощное покачивание головы Брюса, пока я не понимаю, что Джимми вскочил лишь для того, чтобы схватить Алека и оттащить его к барной стойке.

Но он тоже не смотрит на меня. И вместо того, чтобы вспомнить, как он сказал мне, что у меня есть друг, если он мне когда-нибудь понадобится, я вспоминаю вспышку вины в его глазах, когда я нашел его возле своего сарая.

Никто не смотрит на меня, понимаю я. Как будто для них я – безликое пятно, притворяющееся человеком.

– Сынок, – говорит Кенни. Он подходит слишком близко, слишком быстро, заслоняя собой всех остальных. – Что бы ни случилось, ты можешь рассказать нам.

Сынок! Как будто разница в возрасте между нами не составляет менее десяти лет. Он протягивает мне руку, но моя обида слишком сильна, а потом я моргаю, и выражение его лица у меня перед глазами становится четким. Оно не самодовольное или надменное, а теплое и, возможно, даже обеспокоенное.

Чарли подходит ко мне; его ладони по-прежнему вытянуты вперед, словно я – злой пес.

– Мы хотим помочь тебе.

И я почти верю ему. Пока не вспоминаю лицо матери, перекошенное, бледное и красное от ярости. «Если б они знали, они бы тебя возненавидели».

Поэтому вместо того, чтобы ответить Чарли, вместо того, чтобы ответить кому-либо из них, я разворачиваюсь и иду обратно. Когда никто не останавливает меня, когда никто даже не окликает меня по имени, дергаю дверь.

– Мэри. Пожалуйста. – Мой голос звучит слишком слабо, чтобы перекрыть шум дождя и вой ветра. – Пойдем со мной…

И хотя она колеблется, хотя она наконец смотрит на меня, в конце концов только качает головой.

Глава 31

В хижине темно, но на удивление тепло. Кроме огня, единственный источник света – полусгоревшая свеча. Стул только один. По другую сторону комнаты лежат матрас и спальный мешок, в противоположном углу – небольшая походная печь. Воздух пропитан дымом, тяжелой сладостью торфа, но под ним чувствуется горький, металлический привкус. Я замечаю мертвого кролика одновременно с дробовиком, лежащим рядом на столе.

– Мужчина должен убивать то, что ест.

Мой желудок слегка сжимается – то ли от вида ружья, то ли от вида кролика, а может, и от того, и от другого, – и я складываю руки и расправляю плечи. «Не позволяйте панике или беспокойству закрепиться».

– Почему вы следили за мной? – Это не тот вопрос, который я хотела бы задать, конечно. Но все происходит слишком быстро, и я не успеваю осмыслить. Мне нужно время, чтобы перестроиться.

– Это то, чем я занимаюсь, – говорит он.

– Почему вы наблюдали за мной?

Он улыбается – так мимолетно, что кажется, будто я это вообразила.

– Думаю, ты знаешь, почему.

– Вы знаете, кто я?

– Да. – Он подходит к своему стулу и садится, оставляя меня стоять в центре комнаты. – Люди из деревни приносят мне еду, новости. В основном женщины. – Он хмурится. – Или Чарли, если мне не повезет…

– Я думала, вы умерли. Говорили, что вы утонули в море.

Он издает внезапный рев, в котором я распознаю смех только тогда, когда снова вижу эту мимолетную ухмылку.

– Так говорят. Но это всего лишь история. А истории могут быть опасными, девочка. В основном для тех, кто их рассказывает. – Темные, почти черные глаза смотрят на меня из-под кустистых седых бровей. – Или для тех, кто их пишет.

Мой взгляд возвращается к столу, оружию и крови.

– Почему вы сменили имя? – спрашиваю я, подбираясь к тем вопросам, которые действительно хочу задать.

Он качает головой, вытягивает ноги.

– Это было имя, которым мама называла меня в детстве. Я хотел его вернуть.

– Но, конечно, Эндрю – это…

– Не Эндрю. – Он снова раздражается. – Сонни.

– Я не это имела в виду. Я спрашиваю…

Он издает низкий горловой рык, словно зверь, и я закрываю рот и делаю два шага назад.

– Ты действительно хочешь знать, почему?

Я стараюсь не дрожать. Вместо этого пытаюсь думать о молодом человеке, стоящем в одиночестве на травянистом лугу перед холмом.

– Да.

Наступает пауза. Долгая и далеко не лишенная звуков. Дождь стучит по ржавой крыше у нас над головами. Когда этот человек снова смотрит на меня, от его холодного взгляда меня бросает в дрожь.

– Тебе когда-нибудь предлагали проглотить ложь, девочка? Хранить в брюхе секрет, настолько гнилой, что единственный способ сдержать его – стать кем-то другим? Притвориться, будто его нет внутри тебя?

И я хочу сказать «да». Я хочу сказать «да» так сильно, что ничего не говорю.

Он фыркает и отворачивается к огню.

– Тебе сказали, будто я утонул в море, потому что ложь – все эти истории – как мешки с песком. – Вспышка молнии в единственном окне освещает комнату ярким белым светом. Он даже не вздрагивает. – Нужно продолжать укладывать их, один на другой, пока в конце концов не будут уложены все до единого. – Оскал его зубов пугает меня. – А вода все равно проберется сквозь них.

Меня охватывает внезапное и ужасное понимание. И в этот момент я настолько уверена в этом понимании, пришедшем ниоткуда, из ничего, что снова отступаю назад, а мое сердце резко колотится о ребра.

– Вы не Роберт.

Я вздрагиваю от раскатов его смеха – этого жесткого, безрадостного лая.

– Вы Кенни Кэмпбелл. Вы муж Айлы.

Он поднимается со стула с такой скоростью, с такой яростью, что я вскрикиваю и отшатываюсь назад к двери.

– Кенни Кэмпбелл покинул этот остров, потому что не мог – не хотел – хранить секрет, настолько гнилой, что он отравил его кровь, его мечты, его собственную жену, – рычит он. – Меня зовут Сонни. И ты будешь использовать это имя.

– Мне жаль. – И я изумлена, что мне вообще удалось что-то сказать.

– Лучше задавай свои вопросы, девочка. Потому что твое время почти вышло.

Мое сердце все еще стучит, как эхо проливного дождя.

– Что это был за секрет?

– Перестань задавать вопросы, на которые ты знаешь ответ.

– Это был секрет о том, кто их убил. Верно? Секрет состоял в том, кто убил Лорна и Роберта. – Я вспоминаю слезы в глазах Чарли, его дыхание, теплое и резко пахнущее виски. «Я не говорил тебе правды, Мэгги». – Они все знают, кто это сделал?