Мы жертвуем, чтобы нас не принесли в жертву.

Я решил пожертвовать Эндрю. И всеми его кошмарами. Чтобы я смог наконец быть только Робертом.

Глава 33

– Уверена. – Я стараюсь дышать ровно и говорить так, будто действительно уверена. – Кто убил Роберта?

– Я видел тебя с Чарли, – произносит Кенни, кивая в сторону залитого дождем окна. – Там, на пляже. Думаешь, он твой друг? – Его улыбка становится шире. – Просто у Чарли есть несколько капель того же, что я ношу в себе. И я сомневаюсь, что его чувство вины спасет тебя, Мэгги. Если ты будешь продолжать копаться в старых ранах, я не думаю, что он тебя выручит.

– Почему вы пытаетесь напугать меня? Почему бы вам просто не сказать мне правду?

Улыбка исчезает.

– Потому что приближается шторм. Ты думаешь, что он уже здесь. Но это не так. Еще нет.

– Кен… Сонни…

– Скандинавы называли этот остров Великим Защитником, и именно это он и делает. Этот остров защищает своих. И всегда защищал. – Его голос понижается до заговорщицкого шепота. – Вот почему тебе нужно бояться.

– Тогда скажите мне почему. Если не хотите сказать кто. – Я отталкиваюсь от двери и приближаюсь к нему. – Почему убили Роберта?

Он вскидывает руки. И смотрит на меня пугающе обычным взглядом; его глаза, все еще черные, как уголь, полны отчаяния.

– Потому что он убил Лорна, конечно же.

– Почему?

Он отвечает мне лишь мрачной, слабой улыбкой.

– Кто убил Роберта? Просто скажите мне. Пожалуйста. – Но я уже снова отступаю к двери, еще до того, как он отходит к столу и берет в руки дробовик. На этот раз его смех звучит как шум моря.

– Думаю, тебе лучше бежать, маленькая Мэгги Маккей.

Я хватаюсь за ручку двери, слишком напуганная, чтобы хоть на секунду повернуться к нему спиной. Я дрожу, дергая ее туда-сюда, пока дверь наконец не распахивается и внутрь не врываются ветер и дождь.

Но я успеваю отойти не более чем на десять футов, прежде чем останавливаюсь и оборачиваюсь. Кенни стоит на фоне светлого прямоугольника дверного проема, окруженный лишь темнотой.

– Скажите мне. Пожалуйста, Сонни. Пожалуйста!

Я не могу уйти, ничего не зная. Пусть даже я боюсь так сильно, как, по его словам, должна бояться. Потому что я боюсь именно до такой степени.

Он снова смеется.

– Ты уверена, девочка? Ты уверена даже сейчас?

– Да! – Мне приходится кричать, чтобы он услышал меня сквозь стук дождя по крыше и завывания ветра на мысу – и после удушающей тесноты в хижине это почти облегчение. – Кто убил Роберта? Пожалуйста.

Мое сердце стучит чаще дождевых капель, когда он идет ко мне, все еще держа дробовик, все еще улыбаясь своей безрадостной улыбкой. Потом останавливается.

– Мы все убили.

– Что? – Я делаю один шаг назад. А потом второй.

– Мы убили его. – Еще один оскал зубов, когда он поднимает оружие к плечу и направляет дуло мне в грудь. – Все до единого.

Когда он спускает курок, я издаю крик, который так долго сдерживала в груди. И когда в ответ не раздается ничего, кроме тупого металлического щелчка, едва слышного за воем шторма, я снова отшатываюсь назад; слезы застилают глаза, желчь подступает к горлу.

Кенни не опускает дробовик. Он ухмыляется, глядя на меня поверх ствола.

– Бах. – А потом подмигивает.

И я бегу.

Глава 34

Я бегу обратно к утесам. Это самый простой путь, с которого открывается лучший вид. Дождь и ветер сменили направление и теперь порывами несутся на запад, пытаясь погнать меня обратно в сторону хижины. Наступают сумерки; грозовое небо становится все тяжелее – гнетущий мрак, который стирает и скрадывает края поля зрения.

Поскорее бы вернуться на ферму. Я опускаю голову и продвигаюсь вперед, глядя только себе под ноги, пока утес не расширяется и не начинает более полого спускаться к лугу. Вернуться на ферму, вернуться к Уиллу, а потом решать, что делать дальше. Я не могу думать об этом «мы убили его». Не могу думать обо всех этих мертвых птицах перед дверью «черного дома». Мне кажется, что, если я это сделаю, внутри меня что-то сломается. Что-то очень важное, что и так едва справляется со своей задачей. Мне просто нужно вернуться на ферму.

Я лишь раз бросаю взгляд влево, на разъяренную Атлантику, и тут понимаю, что на берегу кто-то есть. Это не Кенни, не может быть Кенни, хотя мое сердце все равно неприятно замирает. Вторая мысль – о Роберте.

Я закрываю глаза от сильного ветра. Кто бы это ни был, он стоит ко мне спиной. На нем кобальтово-синяя накидка; она развевается и колышется, как флаг на шесте, капюшон натянут на голову. Человек не двигается. Просто стоит посреди песка и смотрит на бурный прибой и еще более бурный океан за его пределами. Что-то в том, как это происходит, заставляет меня дрожать. Так неподвижно, так решительно, несмотря на штормовой ветер, который на пляже ничуть не менее свиреп. Я снова думаю о Джазе, наблюдавшем за Робертом с вершины этого обрыва. «Нужно было быть сумасшедшим, чтобы спуститься туда».

А потом фигура начинает идти – шествовать – к морю.

Я делаю шаг вперед, но потом замираю. Кричу: «Эй!» – но даже сама едва слышу свой крик. И все же сомневаюсь, что этот человек просто так войдет в море, пока я смотрю. А потом он все же это делает.

Мое второе «эй!» получается куда более отчаянным. А когда особенно высокая волна на короткое мгновение оттесняет фигуру к берегу и капюшон откидывается, обнажая длинные серебристо-белые волосы, я тоже отшатываюсь назад. Это Кора.

– Черт. Черт!

Времени на то, чтобы добраться до более удобной тропинки, ведущей к пляжу, уже нет. Вместо этого я начинаю слезать по склону на четвереньках, спиной к морю, пытаясь ухватиться за любую опору, поскальзываясь и сползая слишком быстро, хватаясь за пучки длинной травы, которые тут же переламываются или вырываются с корнем. Последние несколько футов я преодолеваю в падении, тяжело приземляясь на дюну.

Песок уже не мягкий и белый, как на Карибах, а твердый и сырой. От моря к траве протянулись глубокие извилистые каналы, заполненные бурлящей, пенящейся водой. Море – уже не идеально прозрачная бирюза, а сердитое, удушливое месиво из белых брызг и темных