Между тем, взяв все покраденное у господина имение, намеревались идти в свое жилище для разделения оного. Но крестьянский сын предложил им, чтобы они пошли в дом к его матери, где и учинили бы раздел. Оба воры согласились на сие, и как пришли в дом своего ученика, то начали делить все по равной части. По окончании сего сказал им крестьянский сын, что он более с ними в сообществе быть не желает, а намерен жениться, почему и просил их, чтобы они к нему приходили повеселиться. После сего, простясь с ними, расстался.

Крестьянский сын просил у матери своей позволения, чтобы она благословила ему жениться. Старуха согласилась на сие без всякого прекословия, и в непродолжительном времени [он] приискал себе невесту — девушку не богатую, но добродетельную, на которой добрым пирком и женился. По окончании пиршества все сродники со стороны молодой его жены разъехались довольными, благодаря его за угощение. Спустя после сего несколько времени крестьянский сын увиделся с прежними своими товарищами и по обыкновенном приветствии уведомил их, что он женился, и притом просил их посетить его дом и посмотреть молодой его хозяйки. Воры поздравили его со вступлением в законный брак и желали ему всякого благополучия, напоследок согласились идти к нему в дом, чем доволен был хозяин.

Как скоро они пришли в дом своего прежнего товарища, то начали прохлажаться и веселиться, и, разгорячась от частого повторения напитков, хозяин между прочим предложил им, чтобы они в сию ночь украли у него свинью, которую он никуда из своего дома не сведет, с таким притом условием, что если они свинью не украдут, то должны ему заплатить сто рублей, а когда получат желаемый успех, то он таковую же сумму доставить должен. Воры охотно на сие соглашались и в ту же самую минуту положили сто рублей его матери, которую избрали они своею посредницею. По заключении своего условия начали опять прохлаждаться и несколько повеселившись, распрощались со своим товарищем, поблагодарили его за угощение, а притом подтвердили, чтобы он не позабыл того, о чем они сделали залог.

Крестьянский сын, проводя своих гостей, взял свинью из хлева, ввел ее в избу и, налив в корыто вина и пива, начал поить, а как приметил, что свинья от хмеля сделалась без чувств, то надел на нее жены своей худой сарафан и, связав, положил на печь, на краю которой велел ложиться своей жене, а сам залез к стене, и легли спать благополучно, надеясь, что воры проиграли свой заклад. В саму глухую полночь, когда люди отягчены бывают крепким сном, пришли его товарищи для исполнения своего дела и, взошед на двор, по всем местам искали свинью, но никак ее найти не могли, то вошли в избу, думая, что она в оную втащена. Предприятие их было не безуспешно, и намерение не обманчиво. Ходили они по горнице долгое время и, не нашед нигде свиньи, прибегнули к хитрости: один из них, подошед к печи, ощупал женщину, лежащую в сарафане, и догадался, что это была жена их приятеля, и, растолковав ее потихоньку, спрашивал: «Жена, да где у нас свинья-то?» — «Ах батька мой! Как тебе не стыдно! Или ты забыл, что она лежит у нас в середине». Спустя несколько после сего, воры подошли оба к печи, сняли с оной свинью без всякого препятствия и, положа на плеча свои, потащили ее с поспешностию в свое жилище, опасаясь, дабы он не нагнал и не отнял у них оной.

После сего вскоре проснулся крестьянский сын и, ощупав порожнее место, спросил у своей жены: «Жена! Где у нас свинья?» — «Что зто ты, батька, покою не даешь, — говорила жена с досадою, — уже в другой раз спрашиваешь меня о свинье. Разве не знаешь, что она лежит с нами?» Крестьянин, не говоря ни слова более, догадался, что товарищи его сблаговестили у него свинью и что он, сколько ни был хитер, однако проиграл свой заклад. Чрезмерно о сем сожалея, слез с печи долой, вознамерился идти за ними в погоню и, взяв с собою железа, коим куют лошадей в табунах, и кусок мелу, погнался вслед за похитителями своей свиньи.

Весьма поспешно продолжал он свой путь, и как ночь была самая темная, то сие почел для себя полезным, и настигая своих товарищей, узнал их по голосу, которые обременены будучи своею ношею, сели поблизости уже своего жилища несколько отдохнуть, говоря притом между собою, что товарищ их сколько, ни был хитр, однако они у него выиграли заклад. Услышав сей разговор, крестьянский сын ударился бежать в сторону лесом, и как отошел от дороги несколько, то начал побрянчивать железами. Воры, думая, что лошадь, отстав от табуна, шатается по лесу, оставя свинью на том месте, на котором отдыхали, и желая оною лошадью завладеть, нимало не опасаясь того, чтобы уже крестьянский сын мог погнаться за ним вслед, пошли в лес на звук брячащего железа. Крестьянин, услышав, что они взошли в лес, манил их далее, и как завел в самую густоту леса, то бросил железа, представляя, будто лошадь легла отдохнуть; сам же, возвратясь другою тропинкою, прибежал прямо на то место, где лежала свинья, взваля ее на плеча, которая еще от хмеля пробудиться не могла, понес прямо в их избушку, потому что воротиться назад опасался, дабы товарищи, нагнав его, не лишили не только свиньи, но и самой жизни. Принеся в избушку свое бремя, положил оное под печку, а сам сел на шесток, вымарав себе лицо сажею и проведя на лбу белые черты. Воры долгое время бродили по лесу, но не нашедши лошади, возвратились, думая, что подшутил над ними леший, и поспешали к тому месту, где оставили свинью. Как скоро увидели, что свиньи уже нет, то не сомневались, что подыграл над ними их товарищ, и не заблагорассудили гнаться за ним вслед, утверждая, что он, хотя свинью и взял, но ему некуда более с нею идти, как в их избушку, почему и пошли в оную с тем намерением, что если его найдут в своей избушке, то жестоко отомстят за таковую насмешку.

Лишь только они вошли в свою избушку, то услыша необычайный соп, каковой производила пьяная свинья, обрадовались, что