звучало хоть и грубо, резало слух и вызывало желание заткнуть уши, чтобы не слышать произносимую мерзость, но это были именно песни, а не непонятный набор выкриков.

Однако, прислушавшись, верные короля Финдарато заметили: мелодия в доносившемся гомоне всё же была. Эльфы уловили странное настроение: в том, что подразумевалось боевым или торжественным маршем, звучала какая-то безнадёжная тоска, совершенно неуместная и необъяснимая. Подойдя ближе, нарготрондские эльфы увидели толпу из трёх сотен дикарей, которые, к счастью, не были орками, и смогли расслышать постоянно повторявшиеся в различных сочетаниях слоги: «У-ра! Бур! Бу-ур!»

— Вряд ли это войско, — Эрривион серьёзно посмотрел на собрата, — видишь, сколько с ними детей? И палки не у всех. А лосиные кости, которыми некоторые размахивают, явно не сойдут за оружие.

— А рога они зачем нацепили? — хмыкнул Наргелион. — И головы животных?

— Нравится, видимо. Ты ещё наших дев спроси, зачем им украшения.

Молодой воин усмехнулся.

— Пожалуй, нам следует поспешить, — снова нахмурился Синда, — не знаю, зачем это подкрепление направляется в сторону поляны нашего короля, может, они мирные и дружелюбные, но я слишком долго сидел в осаждённом орками городе, чтобы сходу доверять незнакомцам.

Наргелион кивнул, и верные, обогнав странную толпу, поспешили к поляне, пока не выдавая своего присутствия.

***

— Пожалуй, мы могли догадаться, что племя здесь не одно, учитывая, как быстро они плодятся, — с досадой произнёс Финдарато, смотря на выходящих из-за деревьев дикарей, большинство которых, видимо, изображали лесное зверьё, нарядившись в шкуры с головами волков, медведей, лосей и кабанов. Голос короля дрогнул, и находившиеся рядом верные, тоже испугавшиеся внезапного нашествия, встали вокруг своего владыки. — Они не сделают нам зла, — снова повторил Инголдо, выравнивая сбившееся дыхание, — потому что не видели зла от нас.

Орикон хотел возразить, напомнив, что в искажённой Морготом Арде есть неблагодарность, беспричинная агрессия и убийства ради развлечения, однако произошедшее в следующий миг заставило забыть о философии.

Используя вывороченные с корнями молодые деревца и отломанные толстые ветви, дикари, к которым пожаловали гости, вытолкали в центр поляны огромный камень, разместив его между тремя самыми большими кострами, около которых вновь возникли старички с подносами, углями и юными помощниками.

— Бу-ур! Бу-ур! — донеслось со всех сторон, и к камню поднесли на руках мужчину, которого здесь считали вождём, высоко подбрасывая его с радостными воплями.

Усадив его на вершину глыбы, дикари начали вскидывать руки к небу и в сторону эльфов, после — на своего лидера, а потом принялись тыкать пальцами в новоприбывших ряженых и недвусмысленным жестом показывать на землю. Соседнее племя с радостными восторженными воплями «Ого!» и «Угу!» дружно попадало на колени перед восседавшим на камне вождём.

— Не хочу сказать, что сам хотел бы такого почитания, — очень язвительно произнёс Финдарато, — однако я предполагаю, что поклоняться здесь должны нам, а не использовать нас для повышения собственного статуса.

— Почему-то я почти не удивлён, — разочарованно отозвался Орикон, — эти атани-ататани сейчас пытаются унизить соседей тем, что мы выбрали это племя, а не другое, значит, Буур и его бууринги чем-то лучше остальных. А ведь им просто повезло! Это ведь не личная заслуга их вождя!

— Спокойно, брат мой, — неприятно улыбнулся Финдарато, — неужели тебя задевает отсутствие почитания со стороны необразованных дикарей?

Верный короля напрягся. Из укрытия вышли Эрривион и Наргелион, однако занятые почитанием Избранного вождя дикари не заметили их появления.

— А меня задевает, и я это признаю, — снова стал милым Инголдо. — Я хочу, чтобы меня любила каждая букашечка в Арде, но Моргот исказил даже их, поэтому насекомые не понимают, кто здесь истинное сокровище мира. Что ж, такова моя печальная судьба — быть недооценённым! Но мы отвлеклись. Смотри, брат мой, видишь ли ты, какие взгляды на нас бросают те углехранители? Они явно ненавидят нас. Но за что? За умение разжигать огонь? Мы покусились на их авторитет?

— Вероятно, — кивнул Орикон.

— Как думаешь, чем это может быть опасно для нас?

— Не знаю, — снова напрягся верный.

— Можно пофантазировать, — нараспев произнёс Финдарато, — мы ведь все видели, на что способны даже лучшие из аманэльдар ради власти.

— Значит, они не лучшие! — начал злиться Орикон.

— Разумеется, — согласился король. — Потому что лучший — я.

Верные, улыбаясь, дружно поклонились.

Только прибывшее племя всё ещё продолжало ползать на коленях перед Избранным эльфами вождём, однако некоторые отвлеклись от неистового почитания, и Финдарато увидел няню, о чём-то разговорившуюся с похожей на себя женщиной из ряженных. Наблюдение заставило задуматься и оставило неприятный осадок: сначала дикарки обрадовались друг другу, обнялись, а потом начали, судя по всему, делиться новостями, то хлопая себя по животу и изображая, как он увеличивается, то показывая руками качание младенца, потом опускали ладони к земле и рывками поднимали, демонстрируя, как вырастает что-то или кто-то, но то и дело гостья, одетая в шкуру кабана, возвращалась к последовательности жестов «живот-качание», после которых следовал отчаянный взмах и символическое вытирание слёз. Няня кивала, и её глаза постепенно стекленели, как у многих женщин в племени. Почему-то этот факт больно резанул по сердцу, нарготрондский король понял, что не хочет видеть по-своему заботившуюся о нём дикарку безжизненной, почувствовал желание помочь, однако, совершенно не представлял, как.

Поговорив с, видимо, родственницей, няня, печально опустив голову, отошла в сторону, обняла двух первых попавшихся под руку детей и уткнулась в них, похоже, ища утешения. Малыши стали ласково гладить свою опекуншу по спине и рукам, что-то мило лопоча.

— Мы! — гордо провозгласил с камня вождь. — Мы! Да!

Старики с углями начали хрипло поддакивать, толпа загудела.

— Смотри, король, — Миньятолос указал в новых подошедших к поляне дикарей, — кто это с ними?

Инголдо с трудом отвёл взгляд от няни, взглянул в ту сторону и удивлённо поднял брови: к камню с вождём подошла старуха за руку с очень маленьким мужчиной, отдалённо напоминавшим ниббинга, однако, ещё более непропорциональным, страшно кривоногим, с настолько короткими руками, что вряд ли достал бы до собственной макушки. Лицо уродца было словно сплющено, глубоко запавшие глаза смотрели пристально и страшно.

— Это ещё кто? — снова приготовился к бою Орикон.

— Это нам только предстоит выяснить, отец, — отозвался Миньятолос.

Тем временем карлик, тяжело дыша и вытирая пот, подбоченился, топнул ногой и, не выказывая абсолютно никакого почтения зазнавшемуся дикарю, начал что-то требовать. Вопреки ожиданиям эльфов, основанным на отношении наугрим к низкорослым собратьям, вождь отреагировал весьма сдержанно и почтительно