Шрифт:
Закладка:
Ригли катит тачку к часовне. Меня трясет и бьет о металл. Я бросаю взгляд на наш дом. Внутри горит свет. Но есть ли кто дома?
– Знаешь, все сложилось как нельзя лучше, – буднично рассказывает Ригли. – Я уже давно думал, как мне избавиться от маминого тела, а тут такой подарок – этот склеп. Для трупа нет места лучше, чем погребальная камера, верно?
Дверь в часовню открыта. Должно быть, он забрал мой ключ. Тачка подпрыгивает на пороге, и он вкатывает меня внутрь.
– Вот мы и дома.
С громким лязгом дверь захлопывается за нами, скрежещет в замочной скважине ключ.
Я изумленно озираюсь вокруг. Часовня озарена свечами. Они торчат из горлышек бутылок, которые стоят на скамьях, на алтаре и полу. В воздухе чувствуется запах тающего воска и еще какой-то резкий химический запах.
Но не это заставляет меня обмочиться от ужаса.
Перед алтарем стоит пластиковый стул. Над ним, переброшенная через потолочную балку, болтается петля.
Ригли выдергивает кляп у меня изо рта.
– А вот теперь неплохо бы и помолиться.
Я смотрю на веревку, и до меня начинает доходить.
– Это был ты. Ты убил преподобного Флетчера.
– Ну, строго говоря, он убил себя сам. Так же, как это сделаешь ты.
Он вынимает из кармана маленький острый нож, наклоняется и перерезает пластиковый шнур на моих лодыжках.
– Вставай.
– Нет.
Он наклоняет тачку, и я вываливаюсь из нее лицом вниз. В последнюю секунду мне удается извернуться и упасть на бок, едва не сбив свечу. Я чувствую жар пламени у самых кистей.
– Как? Как ты заставил его это сделать?
Ригли ухмыляется, затем сует пальцы в рот и свистит. Из маленького офиса появляется чья-то фигура. Роузи Харпер. Какого черта? Она подходит и останавливается рядом с Ригли. Он обхватывает ее локтем за горло и прижимает к мягкой плоти ее шеи нож.
– Залезай на стул, накидывай петлю на шею, или я ее убью.
– Пожалуйста. Не делай мне больно.
Глаза Роузи наполняются слезами.
– Делай, что говорю, – рычит Ригли. – Или я убью ее медленно.
Я в ужасе смотрю на них обоих. Внезапно Ригли разворачивает Роузи к себе и они целуются долгим и жадным поцелуем. Я чувствую, как слабость охватывает все мое тело. Они хохочут.
– Посмотри на ее лицо, – говорит Роузи.
Ригли оборачивается ко мне:
– Это было так легко. Этот старый вялый козел сам туда залез и сам себя вздернул. Ты бы видела его глаза, когда он понял, что его обдурили.
Я рывком сажусь, удерживая кисти рук над пламенем свечи у себя за спиной.
– Почему?
– Потому что, когда я был в приюте, еще до усыновления, меня насиловал священник. Это ты хочешь услышать? Нужны причины? Нужна исповедь, чтобы все, как положено? Как в кино? Тебе будет от этого легче?
– Возможно.
– Что ж, я подыграю. Флетчер был пидором и лжецом. Раньше мы всегда были вдвоем с мамой, а потом откуда-то появился он. Он все время торчал у нас дома, разговаривал с ней о книгах, истории и прочем дерьме. И делал вид, что она его интересует.
– Ты ревновал?
– Нет. Он ее использовал. Она ему не нравилась в этом смысле, но она этого не понимала. Тупая сука. Однажды мамы не было дома, а я занимался отжиманиями в саду. Флетчер вышел из-за угла и увидел меня.
– Он понял, что ты симулировал дистонию?
– Ага. И сказал, что если я сам не расскажу все маме, это сделает он.
– Она даже не догадывалась?
– Мама была так озабочена своим писательством, что не заметила бы, даже если бы у меня выросла вторая долбаная башка. Кроме того, ей нравилась идея усыновления калеки. Собственно, именно поэтому я и начал симулировать отклонения – чтобы выделяться из толпы никому не нужных засранцев. И Флетчер собирался все испортить.
– И за это он должен был умереть?
– Я пытался его отпугнуть, заставить уехать…
Еще один кусочек головоломки становится на место.
– «Сожженные девочки», приколотые к его двери? Пожар в часовне?
– Тупой долбодятел не понял намеков.
– А как насчет Саффрон? Ее зачем убивать?
– Лживый пидор все-таки ей рассказал. Когда он умер, она поняла, что тут что-то нечисто. Начала задавать вопросы. – Он пожимает плечами. – Она меня просто достала…
Я чувствую, как кожа на запястьях натягивается от жара, но также чувствую, как размягчается тонкий пластиковый шнур.
– Я туда не полезу. Не собираюсь облегчать тебе задачу.
– Полезешь.
Он кивает Роузи, и та снова исчезает в офисе. Мгновение спустя она выходит оттуда, а рядом с ней – тонкая фигурка с бледным лицом.
И тут я понимаю, что он прав. Я убью себя сегодня вечером.
Должно быть, он уснул (или потерял сознание) на какое-то время. Когда он открывает глаза, уже темно. Все тело занемело. Он замерз и дрожит. И только его лодыжка кажется комком вулканической лавы.
Он смутно осознает, что обморок, дрожь и жар – это признаки свирепствующей в его организме инфекции.
Но ему сейчас не до этого. Он садится, пытаясь сориентироваться.
Кладбище. Да, вот он где. Он приглядывает за ней. Она дома? Он нашаривает взглядом домик. Тот погружен во тьму. Но в церкви мерцает свет. Нет, это не свет. Это язычки пламени. Вроде свечей.
Откуда в часовне свечи? Что-то здесь не так. Он это нутром чует.
Преодолевая апатию и боль, он поднимается на ноги и, хромая, медленно бредет через кладбище.
– Мам!
Я смотрю на дочь.
– Все хорошо, милая. Ты в порядке?
Ее руки связаны за спиной, к которой Роузи приставила нож. Зазубренный нож из комплекта для экзорцизма.
– Ты была права, мама. С самого начала.
Я грустно улыбаюсь:
– К сожалению, мне остается только сказать: «А я тебе говорила»…
– Мило, – вмешивается Ригли.
Роузи толкает Фло к нему, и он обхватывает локтем уже ее шею. Вторую руку он протягивает к Роузи.
– Солнышко, я думаю, мне понадобится нож побольше.
Она улыбается, забирает у него маленький нож и подает ему зазубренный. Он приставляет лезвие к глазу Фло. И я знаю, что на этот раз он не притворяется.
– А теперь залезай на стул.
