не сможет никто. А что касается хронопарадокса, то на этот счёт у меня давно сложилось своё особое мнение. Те, кто выжил в войне, дали потомство, которое и определило дальнейший ход истории, и оно из неё уже никуда не уйдёт. А те, кто благодаря вмешательству сможет избежать гибели, тоже дадут потомство. И тогда в истории останутся старые и появятся новые личности. Что же в этом плохого?

Короткая летняя ночь прошла незаметно, и светлое росное утро застало меня у входа в штаб армии. Я сидел в кабине, смотрел в окно на бриллиантовые капли росы на листьях крапивы и ждал начальника артиллерии, комбрига Рослякова. На наше счастье, он появился одним из первых, и я сразу же подступил к нему с заявкой на смену артвооружения. Судя по его выражению лица, он с удовольствием бы меня даже не расстрелял, а лично четвертовал за то разорение, которое я ему учинил. Но против резолюции командарма не попрёшь, и через два часа вместо нашей разношёрстной потрёпанной в боях батареи во дворе конюшни разместился табунок новых орудий: шесть трёхдюймовок, две сорокапятки и две зенитки. Лейтенант Строгов чуть ли не обнюхал каждую пушку, а потом вместе с Пилипенко и Сергеевым на двух Мерседесах поспешил в артуправление за недостающим личным составом. Сашка с отделением из первого взвода с кипой бумажек на четырёх грузовиках мотался по разным складам, получая боеприпасы. Миронович таскался хвостом за начальником автотранспортной службы, решая свои автомобильные проблемы. Ну, а Дед спокойно и въедливо доставал у начальника тыла разное необходимое в хозяйстве имущество.

Неотвратимо приближался полдень. Не видя конца и края деловой суете, я решил её закончить волевым усилием. В час пополудни наша немаленькая колонна начала вытягиваться на Минское шоссе. До вечера нам предстояло отмахать полторы сотни километров. Поскольку тащить пушки быстрее 35 км/ч не разрешалось, я рассчитывал добраться до Красного часам к шести. Но для войны простая арифметика никак не подходит. Затык произошёл из-за жутких пробок на перекрёстках в пригородах Минска. Не знаю, то ли войска перемещались по своим планам, то ли вследствие моего ночного разговора с генералами, но, даже с пробивной бумагой из штаба армии с подписями и печатями, мы потеряли в заторах больше часа. Зато после Минска дорога на Радошковичи порадовала свободой, и около семи вечера мы миновали Красное и дотащились до места.

Перед нами открылось продуваемое всеми ветрами пространство большого треугольного пойменного луга между речкой Уша и её притоком Писаревкой. В основании этого треугольника с запада на восток, из Молодечно в Минск тянулось широкое шоссе. Место позволяло нам быстро и свободно маневрировать, а значит именно здесь мы и подождём немецкую дивизию.

Сразу за городом, перед главным мостом через реку батарея Строгова свернула с шоссе на грунтовку, протянувшуюся между кромкой леса и берегом. Здесь на опушке мы и решили поставить орудия, поскольку сама река Уша была прекрасным естественным препятствием для противника. А главное, с возвышенного берега намеченный для засады участок шоссе простреливался на всём его протяжении. Пушкари сразу начали окапываться, сооружать капониры, а два отделения второго взвода взялись энергично рыть окопы и шесать пулемётных ячеек перед батареей вдоль кромки берега. Старшина Прокопенко со своими «бронированными» сорокапятками, двумя новыми зенитками и отделением бойцов с тремя пулемётами проехал по той же дороге на полверсты дальше до небольшого, но крепкого моста недалеко от впадения Писаревки в Ушу. Там предстояло оборудовать позицию для правого заслона. К тому же оттуда полностью простреливалась грунтовая дорога, проходящая по той стороне речки. Пара наших «бронированных» зениток вместе с отделением бойцов из первого взвода и тремя пулемётами расположилась в центре обороны по обе стороны городского моста на Минском шоссе. Слева от шоссе два отделения первого взвода с шестью пулемётами строили узел обороны у левого моста через Писаревку. Там начали окапываться обе новые сорокапятки, «бронированные» ДШК и миномёты. От того крепкого моста хорошо накатанная грунтовка, дальше тянулась по лугу в ста метрах параллельно шоссе. Танк разместился на той левой грунтовке среди нескольких ветхих заброшенных хибар грустного вида. Оттуда простреливалось всё шоссе и левый сектор. Оба сапёра с приданными помощниками немедленно принялись минировать подъезды к крайним мостам. В целом наш заслон походил на рыболовную сеть, в которую должна была «заплыть» танковая дивизия. Подгоняемые прошлым опытом, все бойцы трудились не покладая рук и к ночи в основном работы закончили.

Сгустились вечерние тени. В тихих сумерках тут и там происходило какое-то движение. Кто-то достраивал окоп и налаживал маскировку, кто-то в который раз проверял оружие, кто-то снаряжал боеприпасы и протирал от смазки снаряды, а кто-то спешил прихватить пять-шесть часов сна, устроившись на плащ-накидке под тёплой шинелью. Но никто не развёл ни одного костерка, прекрасно понимая, что этого делать нельзя.

На землю опустилась тёплая летняя ночь, лёгким туманным пухом окутавшая пойму реки. Пустующий кирпичный дом, в котором я устроил свой НП, погрузился в тишину, лишь потрескивали залетающие в огонь мотыльки, да настырно скрипел одинокий сверчок. Глаза замутились от усталости, а я всё продолжал терзать карту, снова и снова прокручивая в голове план предстоящего боя, и копаясь в своих сомнениях. В наших силах и возможностях я был уверен, но завтра на нас опять навалится огромная масса немецкого железа и ненависти. Успех или неуспех полностью зависел о того, как сложится начало схватки, где, как и какими силами атакуют немцы и от многих иных больших и малых обстоятельств. Я, конечно, бодрился, однако в целом ситуация оптимизма не внушала. В конце концов, Ванька с Алёшкой резонно обозвали меня «самоедом» и чуть ли не силой уложили спать. Но и ворочаясь на жёсткой лавке, я долго не мог прогнать навязчивые мысли, и, едва забылся, как меня растолкали. Снаружи занимался рассвет 6 июля 1941 года.

По-быстрому приведя себя в порядок, я вооружился биноклем и занял место у чердачного окошка, из которого просматривалось всё будущее поле боя. После утренних процедур всё ротное управление заняло боевые места, взяв на прицел городской мост. Окошко слева занял со своей снайперкой Сергей Мирошниченко, Федя Сидорчук предпочёл устроиться в чердачном окне на свежем воздухе. В глубине помещения колдовал над рацией связист Арсентьев Борис, заменивший погибшего Курянина. Мои вестовые Баля и Иванов встали с винтовками к крайним окнам, а оба сапёра-апостола поставили пулемёты в оконных проёмах этажом ниже. Сашка ещё вчера отправился на левый фланг и заодно обещал присмотреть за новыми расчётами сорокапяток. Все грузовики отошли