Мне вспомнился отец Окимий, наша с ним работа. Его последние слова. Моё обещание. И не просто обещание. Испытание перевернуло мою душу, я осознал ту таинственную частицу праосновы, которая жила в глубине моего сознания, моё истинное Я. Я постоянно чувствовал ей в себе и не мог предать. Судьба моя была решена, и я пока не знал радоваться мне или горевать, но знал одно: я должен пробудить это осознание в людях. Как я это сделаю? У меня пока не было чёткого плана. Я знал только одно, религия не может заменить духовность человека. Она эксплуатирует её, закрепощая. С этим надо покончить. Но и материальный мир зашёл в тупик эгоцентризма удовольствий. Я должен найти новый путь. Путь, по которому человечество должно выйти за пределы замкнутого энергетического поля нашей планеты и влиться в разумную энергосистему космоса. Человечество давно выросло и должно уйти из дома в большой мир.

Я все ещё размышлял об этом, когда телега Герасима застучала по мосту монастыря, и я услышал набат колокола и приветственный возгласы людей. «Неужели так меня встречают?», – удивился я. Но нет, въехав в ворота монастыря, я увидел, как сотни людей устремили взгляды в небо.

– Вон! Вон! Вишь?

– Гляди! Гляди! Летят! – раздавалось со всех сторон.

Я посмотрел в небо и увидел крохотную тёмную точку, которая стремительно росла и через несколько минут уже приняла контуры везделёта. Он быстро снижался и вскоре закружил над площадью перед храмом. Толпа отхлынула. На ступенях храма уже собрались члены духовного собора монастыря. Я увидел среди них и отца Ануфрия, который замахал мне рукой, призывая. Я поспешил к нему. Поздоровался со всеми, только Фивий, не взглянув на меня, поспешно спустился по ступенькам и засеменил к везделёту. Он уже приземлился, дверцы его распахнулись, и оттуда показался предстоятель отец Климентий. Фивий, подхватив поля рясы, почти бежал к нему. Беспрестанно кланяясь, он помог спуститься отцу Климентию и сопровождающим его членам Священного синода, и они направились к храму. Поднявшись по ступенькам, прибывшие обнялись с отцом Ануфрием, благословили членов собора монастыря, меня и обернулись к площади. Везделёт уже улетел, и она быстро заполнилась людьми. Вперёд вышел отец Климентий.

– Возлюбленные отцы, братия, и народ христианский! Сегодня в день светлого воскресения мы объявляем о начале церемонии интронизации нового настоятеля Богоявленского уральского монастыря. С радостью в сердце мы исполняем последнюю волю брата нашего отца Окимия и с большой надеждой на нового настоятеля, который продолжит дело ушедшего. Пройдёмте же на праздничную Божественную Литургию и восхвалим Бога нашего Иисуса Христа и всех святых угодников Божиих, что покровительствуют земле этой и нам грешным!

В сопровождении монахов они направились в храм, чтобы подготовится к Литургии. Ударил колокол. Люди потянулись следом.

Литургию возглавил предстоятель отец Климентий. По окончанию её духовное руководство вышло из храма. Все последовали за ними. На верхней ступени перед храмом встали полукругом члены Святейшего синода и духовного собора монастыря. В центре полукруга – предстоятель отец Климентий. Старец Ануфрий привёл меня и поставил перед ним, а сам встал рядом с Фивием. Площадь была полностью заполнена десятками монахов и сотнями поселенцев. Казалось, все жители подворья монастыря собрались сейчас здесь. Но было так тихо, что я слышал удары своего сердца. Все смотрели на меня. Отец Климентий пытливо посмотрел мне в глаза. Я не отвёл взгляда. Наконец он произнёс:

– Со смирением, правом данным христианским миром Священному синоду, мы возводим тебя на высоту святого Христова игуменства, вручая тебе сей пастырский жезл, да пасеши им словесные овцы в преподобии и правде, со смирением и страхом Божиим, – и протянул мне Игуменский жезл, который вынес из храма.

Я принял жезл. Началась интронизация, на которой предстоятель отец Климентий нарёк меня – Олафа (в миру Олега Иванова) игуменом и архимандритом Богоявленского уральского монастыря. Как только отзвучали последние слова интронизации, всё замерло. Вдруг звонкий голос прорвал тишину:

– Ура Настоятелю Олафу!

Я вздрогнул и обернулся. Это кричал Митря, махая мне руками. Я улыбнулся ему. И тут вся площадь содрогнулась криками приветствия.

– Да здравствует игумен Олаф!

– Слава Господу нашему!

– Поздравляем!

Отдельные крики едва можно было различить в едином восторженном вопле толпы. Я был поражён. Не ожидал, что меня так воспримут люди, которых я ещё так мало знаю. Радость распирала грудь. Я прижал руки к груди и поклонился. Народ ликовал. Отец Климентий ласково улыбался мне. Я взглянул на старца Ануфрия, он ободряюще кивал головой. Глаза мои скользили по радостным лицам людей.

Вдруг среди радостных лиц людей я увидел одно искажённое злобой лицо. Фивий! Глаза его пылали ненавистью. Взгляды наши встретились, словно ударились друг о друга.

Конец первой книги.