Сделав необходимые записи, Итценплитц протянул нам руку, и мы вышли из номера.

Отель «Бристоль» был построен в конце XIX века. В коридорах стояли плюшевые диваны, украшенные кисточками, и уродливые платяные шкафы. Еще в кабинете майора мы давились от смеха и, выйдя в коридор, дали волю своим чувствам, разразившись громогласным хохотом. Из двери напротив показался фельдфебель и, умоляюще сложив руки, попросил нас вести себя потише:

– Господа! Прошу вас! Генерал!

С этими словами фельдфебель показал рукой в конец коридора, где на диване сидел ефрейтор, видимо, часовой. Фельдфебель пригласил нас к себе, посмотрел наши документы и сообщил, что мы направляемся для дальнейшего прохождения службы в 13-ю роту 13-го полка.

– А теперь я доложу о вас начальнику отдела личного состава господину майору фон Итценплитцу, – с важным видом заявил фельдфебель.

– Да мы только что были у него, – ошарашенно проговорили мы.

– Ему надо еще поставить свою подпись, – с улыбкой пояснил фельдфебель.

Он скрылся за дверью майора, потом вышел и сказал, что майор просит нас подождать 10 минут, пока он закончит разговор с офицером штаба.

Мы уселись на диване.

Через 10 минут вновь появился фельдфебель, скрипя до блеска начищенными сапогами, и снова зашел в кабинет майора.

– Сейчас он наверняка бреется, – заметил Гиллес.

Тут открылась дверь, и в ее проеме показался фельдфебель:

– Господа! Господин майор просит вас зайти!

Человек, на кровати которого мы сидели каких-нибудь 12 минут назад, диаметрально изменился. На нем была ладно сшитая форма и высокие начищенные сапоги. Вокруг воротника на кителе красовался белый кант. Правда, на груди виднелась всего одна награда – Железный крест за военные заслуги второй степени. Майор явно не узнавал нас. Мы по одному, вытянувшись по струнке, доложили ему, как предписывалось уставом, о своем прибытии. Он вновь пожал нам руки и торжественно произнес:

– Приказ о вашем назначении только что подписан. Вы оба направляетесь в полк. Доклад господину генералу не требуется. Вам надлежит воспользоваться прямым автобусом.

Итценплитц слегка поклонился и сделал жест рукой, означавший, что аудиенция окончена.

После обеда мы с Гиллесом прибыли в небольшой городок, располагавшийся в 20 километрах западнее Монпелье. Кругом были одни виноградники. С трудом пробравшись через клетки с курами и корзины с рыбой, мы вышли из автобуса и осмотрелись. На проселочной дороге недалеко от пары крестьянских повозок стояло четверо солдат, которые показали нам, как добраться до канцелярии полка. Там нас встретил начальник штаба обер-лейтенант Райх. Он пригласил нас сесть на диван и стал расспрашивать о том, откуда мы прибыли и как долго до них добирались.

В ходе разговора выяснилось, что в Польше накануне вторжения в Россию он был начальником штаба нашего 1-го батальона, а еще раньше, во время похода во Францию, был фельдфебелем в моем же полку.

– Вот уже полтора года, как меня перебросили во Францию, – начал жаловаться он. – Сначала сидел в Бордо, затем на острове Олерон, потом в Париже в полку охраны. А с оккупацией Южной Франции мы переместились вот сюда, под Монпелье.

– А кто командует полком? – поинтересовались мы.

– Подполковник де ла Валле. Он вам понравится.

Обер-лейтенант внимательно просмотрел наши бумаги и заметил:

– После училища! Отлично! У нас все офицеры штаба имеют соответствующее образование, недоучек нет. Вам часто придется с ними общаться. У нас прекрасное офицерское казино. Папаша Дорш только обрадуется. Скажите, вы умеете петь?

Мы ответили, что можем петь по нотам ряд религиозных песен. Райху это явно понравилось, и он заулыбался. Тут раздался цокот копыт, и мы увидели, как с коня спрыгнул человек в белом кителе.

– А вот и господин подполковник, – сказал Райх.

Мы схватились за свои пилотки. Дверь распахнулась, и в помещение впорхнул хрупко сложенный человек со стеком для верховой езды в руках. Райх доложил, что в отсутствие подполковника ничего особенного не случилось, прибыли только два новых командира взводов в 13-ю роту, которых давно ждали. Райх так построил свой доклад подполковнику, который на нас даже не взглянул, что нам не потребовалось представляться.

Только теперь мы обратили внимание, что у подполковника было одутловатое и красное лицо пьющего человека. На груди у него красовался Железный крест первого класса 1914 года. Де ла Валле поинтересовался, где мы были до сих пор, порекомендовал нам подыскать себе хорошие апартаменты для отдыха и с дружеской иронией пригласил нас составить компанию ему и господам из штаба вечером в казино. Подполковник развернулся и, держась левой рукой за сердце, направился к двери. Гиллес подскочил и распахнул ее перед командиром, а тот поблагодарил его кивком и вышел наружу.

Райх попросил нас подойти к столу поближе и показал на карте место расположения нашей роты.

– У вас там кроме вашей 13-й роты размещаются еще штабная и 14-я роты, – поучительным тоном закончил он.

Обер-лейтенант помолчал немного, а потом, уже обращаясь непосредственно ко мне, сказал:

– А ведь вы должны знать Дорша!

Конечно, я был хорошо знаком с этим пивоваром из Ингольштадта. Он был моим командиром взвода во время Польской кампании.

– Тогда мне нечего вам рассказать. Его рота у нас на хорошем счету.

Мы, естественно, поинтересовались, останется ли дивизия во Франции или ее планируют перебросить в другое место.

– Толком и сам не знаю, – пожал плечами Райх. – Вот уже который месяц говорят о том, что нас отправят на восток. Рядовым и офицерским составом мы укомплектованы полностью. Недостает только кое-чего из тяжелого вооружения. В любом случае на две или три недели пребывания в Южной Франции вы можете рассчитывать.

Мы направились в роту, чтобы представиться папаше Доршу. Гиллес не был с ним знаком, и по дороге я рассказал ему о нашем командире все, что знал сам.

К началу Польской кампании Доршу было около 40 лет. В Польше ему удалось окончить несколько курсов, и поскольку он исполнял обязанности командира взвода, то его произвели в лейтенанты. На гражданке благодаря своим родственным связям с хозяином Дорш являлся управляющим пивоварни. У меня часто возникали подозрения, что и своей военной карьерой он был обязан протекции. Такое подозрение не являлось беспочвенным, так как по своей натуре Дорш был настоящим разгильдяем, что мало сочеталось с основами военной жизни. Только постоянное вдалбливание в голову положений воинских уставов позволяло ему совершать правильные действия.

За прошедшие два с половиной года папаша Дорш стал еще брюзгливее и нелюдимее. Он даже казался немного меньше ростом. Нашему появлению ротный явно обрадовался, ведь кроме него в роте был только один офицер – лейтенант