Шрифт:
Закладка:
Три или четыре дня мы провели в Нижнечирской в ожидании своей очереди на переправу. В одну из ночей Скалигер, взяв меня и Эрхарда в сопровождающие, направился к Дону. Небо было затянуто облаками, и месяц так и не появился. Поэтому нам удалось увидеть только широкую водную гладь, услышать шум текущей воды и звуки, издаваемые настилом моста.
На следующее утро меня вызвали в канцелярию и объявили, что завтра мне надлежит отправиться в Германию. Я выслушал это известие и понял, что время пришло. Откровенно говоря, это меня несколько смутило. Почему именно сейчас?
– Радуйся, идиот, что уезжаешь отсюда, – сказал Деттер, заметив мою реакцию. – За последние дни в ходе боев из 20 кандидатов в офицеры выбыло 12. Это для господ из высших штабов показалось многовато, и они решили срочно отправить оставшихся кандидатов на учебу.
Я забрал заклеенный конверт со своими документами и пошел докладывать обо всем Волизе и Фуксу.
– Постарайтесь попасть на самолет, – порекомендовал мне Фукс.
– Возвращайтесь! – доброжелательно проговорил Волиза.
Затем я попрощался со всеми, с кем за два года прошел длинный совместный путь, с кем начинал еще в Польше и Франции.
– Надеюсь, что ты рад, мой мальчик, – пробасил Фойгт и попросил меня подарить ему мою тросточку с серебряным наконечником, поскольку ему еще не доводилось ездить на столь норовистой лошади, как сейчас.
От подобного отношения к своей скромной персоне у меня перехватывало дыхание. Эрхард угостил меня порцией шнапса, а Скалигер сигаретой. Говорить, собственно, было не о чем. Я уезжал в Германию, а они?
У полевой кухни со свиной рулькой меня поджидал унтер-офицер Штробл, трактирщик и мясник из Богемии (Чехии).
– Не забывай нас! – сказал он.
Здесь я дождался продуктовую машину дивизии, которая доставила меня и еще 6 человек прямо на аэродром. Мы вскарабкались в пустой «хейнкель». Раздался рев моторов, машина разбежалась и стала набирать высоту. В иллюминатор я смотрел на эту прекрасную землю с ее степями, посевными полями, балками, серебряными лентами рек и дорог. Подо мной проплыли города Сталино[139] и Ворошиловск[140].
Все было чуждым, и что-то черное постоянно двигалось внизу вместе с нами. Мы спросили у летчиков, что это такое, и получили ответ: то была наша собственная тень на земле.
Глава 9
Дёберицкое военное училище
В Ольмюце[141], куда нас привезли, я раньше никогда не бывал. Это был красивый, утопающий в зелени город с заботливо ухоженными палисадниками, чистыми улицами и сверкающими стеклами в окнах с гардинами. Возле домов с расписными стенами стояли деревянные скамейки для отдыха. Больше всего меня поразило, как выглядели его жители. Дамы красовались в элегантных платьях и модных шляпках, а мужчины прогуливались в добротных костюмах с тросточками в руках. В витринах булочных горкой в виде башенок были наложены хрустящие хлебцы, а в мясных лавках висели связки различных колбас. Магазин, в котором продавались ножи, ножницы, бритвенные лезвия, столовые приборы и приспособления по уборке дома, впечатлил своим разнообразием. Рядом с ним стояли газетный киоск, в котором я сразу же купил 12 свежих газет, и будка с мороженым. Мы чуть не снесли ее, желая побыстрее приобрести мороженое с орехами.
– Гляди! Пивная! – воскликнул кто-то из нас.
– Давай заглянем! – хором отозвались остальные.
Мы зашли в пивную и заказали по пильзенскому. Боже, как было хорошо! Совсем другой мир!
Нам уже два года не доводилось попить свежего пивка. Утолив жажду, все с удовольствием закурили и только тут обратили внимание на свои руки.
– Надо срочно помыться, – высказал кто-то общую мысль.
Нам показалось, что посетители как-то странно смотрят на нас. Всем стало неловко, мы быстро расплатились и вышли на улицу.
– Смотри, какие женщины!
– Интересно, это немки?
– Сейчас узнаем!
С этими словами унтер-офицер Гиллес подошел к молоденькой девушке и спросил:
– Простите, вы не скажете, который час?
– Половина пятого, – на чистом немецком с улыбкой ответила прелестница и пошла дальше.
Мы прибыли в казарму и доложили о себе командиру, подполковнику Зоннтагу. Он вышел к нам легкой походкой в белоснежном хлопчатобумажном кителе с тросточкой в руках. Гиллес вытянулся в струнку и отрапортовал, как положено по уставу, о нашем прибытии. Подполковник небрежно махнул рукой и уточнил:
– Вы вылетели с фронта на Дону позавчера?
Нам показалось, что он не верил своим ушам. Немного помолчав, подполковник гаркнул громовым голосом:
– Ординарцы!
В дверях как черти из табакерки возникли четверо обер-ефрейторов лет 50. Такую скорость появления можно было объяснить только их страхом перед возможностью отправки на Восточный фронт в Россию. Они с благоговением взирали на своего господина.
– Бутылку коньяка и бокалы! – распорядился подполковник. – И поживее!
Уже через две минуты он выпил за наше здоровье, мы тоже сделали по паре глоточков.
– Немедленно греть воду и принять ванну! – продолжал отдавать распоряжения Зоннтаг. – Затем в столовую на обед. Я дам команду, чтобы вам приготовили по хорошей порции мяса!
Вот так нас приняли в Ольмюце, а на следующий день мы отправились в Брюнн на подготовительные курсы. Ими руководил обер-лейтенант Циммерманн, которого я знал в Польше еще фельдфебелем. Нашей сводной ротой командовал приятель моего бывшего командира взвода Гетца. А по строевому плацу с негнущейся рукой расхаживал тот самый Колб, с которым мы в свое время вместе съели не один пуд соли. Для него, пекаря по профессии, такая рука была двойным ударом. Там же я встретил и Хюбла, ковылявшего, опираясь на палку. Он выглядел еще более несчастным, чем прежде. Вскоре дошли новости, что на фронте смертью храбрых погибли обер-лейтенант Купфер и гауптман Вебер, а сам полк ведет ожесточенные бои в южной части Сталинграда.
Командиром сводного полка был полковник Зильберлеффель, являвший собой гремучую смесь из старопрусских понятий об офицерской чести и убеждений эсэсовца, что чувствовалось, стоило ему только открыть рот. Он читал лекции по тактике и проводил пользовавшиеся у нас большим интересом странные занятия по вопросам отношения немецких солдат к женскому полу. Позднее его назначили инспектором по вопросам воспитания, и он был исключен из списков сухопутных войск, надев черную униформу войск СС. О Зильберлеффеле складывалось впечатление как о настоящем солдате. Он был скуповат и в житейском смысле являл собой типичный образчик тех,
