«…в РДО из штаба сказано, значить: “…ветер умеренный, значить, волнение три балла”»! И энто значить, знай всяка курица свой шесток! Вот так-то».

Будучи ярым приверженцем того, что именно высота занимаемого положения на флоте определяет достоинства моряка, боцман старательно пресекал всякое вольнодумство, идущее снизу. Он нисколько не вдавался в странные качества неприметного матросика, и даже последний случай, произошедший незадолго до начала войны, не смог пробудить у него сомнение в его основополагающей теории.

…Они зашли тогда в Мурманск, и боцман затеял отчаянный торг с датским шкипером за бухту отменного каната из манильской пеньки. Накануне боцман приобрел у рыболовецкой артели списанную шаланду. Лелея мечту обзавестись собственным суденышком, он не менее страстно желал теперь поставить шаланду под парус. А для этого ему позарез был необходим канат, который в родном порту днем с огнем не сыщешь. С немалой враждебностью глядя на неуступчивого датчанина, боцман решил перехватить недостающую сумму у старпома. И тогда именно Котов пытался предостеречь его от этой покупки:

– Зря тратите свои сбережения! Ни к чему вам этот канат теперь, Елисей Васильич…

– Да много ты понимаешь, трескоед! Манильская пенька – она, значить, завсегда лучшая середь других!

– Так я ведь к чему, Елисей Васильич, не пригодится он вам…

– Чево-о-о?!..

Спустя трое суток в родном Архангельске команда траулера разбрелась по домам и квартирам, а боцман с бухтой каната на плечах поспешил в Косьмину заводь. А утром следующего дня команду их траулера облетела весть – еще два дня назад среди множества сараюшек, ютившихся по берегу Косьминой заводи, случился пожар, в результате которого сгорели дотла несколько сараев, в том числе и тот, в котором боцман содержал свою шаланду…

Налетевший порыв вновь плеснул в капитана щедрой порцией промозглой влаги. Но было в этом порыве что-то новое, что заставило старого помора выпрямиться, превозмогая слабость в простуженном теле, и оглядеться. Никита Кузьмич утер лицо тыльной стороной ладони, и впервые за последние часы на душе у него посветлело – шторм явно пошел на убыль! Косматые тучи, набухшие влагой, еще лежали прямо на волнах. Но они уже рвались, гонимые шквалистым ветром, и именно это обстоятельство и возрадовало сердце старого моряка. Пусть еще резкие порывы ветра терзают вспененную поверхность моря, но стало заметно, что шквал с норд-оста резко ослаб. Судя по всему, выйдя из бухты, они пошли прямо на надвигающийся циклон, и… теперь он уже бушует за их спинами.

Он поднял бинокль и переместил обзор еще на пару румбов правее. И тотчас его промокшее и продрогшее на ветру тело напряглось. Он опустил бинокль, порылся в карманах и вынул носовой платок. Быстро протерев окуляры, он вновь судорожно стал обшаривать горизонт.

– Твою мать!..

Больно ударившись о переборку, он ворвался в рубку:

– Право на борт!!! В машинном отделении… сколько оборотов?.. Добавить двести!.. А я сказал – добавить!!!

Сменив курс, судно теперь брало ветер левым бортом, почему и получило неимоверную бортовую качку. Ее амплитуда здесь, на ходовом мостике, была не менее шестидесяти градусов.

Подхватив поехавший по накренившемуся столику стакан с полуостывшим чаем, Кузьмич отхлебнул глоток и настороженно прислушался. С периодичностью в несколько секунд судно сотрясали тяжелые динамичные удары с левого борта. Потерявший былую силу, но все еще грозный шторм, будто хороший боксер, почувствовав в своем сопернике неумелого новичка, методично бил и бил по корпусу.

– На руле, не рыскать!

Котов обиженно поджал губы: «Не рыскать! А как прикажете удержаться на такой волне?!»

Но Кузьмичу было не до его стенаний. Вновь прильнув к окулярам, он весь подобрался и долго всматривался вдаль. Наконец, приняв решение, он обернулся к рулевому:

– Еще румб вправо!.. Так держать! На-ко, взгляни в бинокль. Что наблюдаешь прямо по курсу?

– Буй?! Да нет… Рубка… рубка подводной лодки! Идет в надводном положении, курс норд-норд-вест!

– Молодец, глазастый… Вражина это, как пить дать! Наших лодок здесь быть не может ни при каких обстоятельствах! Это тот, о ком в радиограмме говорилось! Сволочуга, тральщика уделал. – Рука капитана повернула рычажок колоколов громкого боя. – Боевая тревога! Артиллерийским расчетам по местам боевого расписания! Атака надводной цели! Командиру боевой части прибыть на мостик!

Он метнулся к штурманскому планшету и принялся прикидывать курсовые:

– Скорость, угол, дистанция…

– Огонек!!! Еще один! – там, румбом левее… Товарищ капитан, там наши гибнут!

– Рулевой Котов, вы матрос сторожевика или сиськастая буфетчица с лесовоза?! Курс прежний!

Снизу кто-то взбежал по трапу:

– Кого гоняем?