Прикосновение было коротким, но Оуэн физически ощутил, как что-то изменилось.

Взгляд Мун прояснился. Теперь она смотрела на Оуэна почти с жалостью.

— Я помогу вам, — тихо произнесла она. — Но я понимаю, почему она пришла за тобой.

Она знала.

Оуэн понял это по её глазам, и ему захотелось сорваться с места и сбежать куда подальше отсюда.

Она знала, знала, знала. Видела всё.

В горле у него возник горький комок, и он шмыгнул носом. Оуэн не понимал, откуда возникло острое чувство стыда, охватившее его — из его собственного сердца или от её прикосновения, но смотреть в лицо Мун было тяжело, и он отвернулся.

Уилл вскинул брови, будто спрашивая, что за хрень, чувак?

— Я не раскрываю чужих секретов, — Мун покачала головой и повернулась к Уиллу. — Он расскажет, когда будет готов. А с твоей матерью я говорила. И я думаю, что чинди действует не одна.

Оуэн подумал: будет ли он готов рассказать? И что подумает о нем теперь Уилл? Он ведь соврал тогда, что не знает, с чего бы дух к нему прицепился.

Надо же. Его волновало мнение парня, с которым он бы в других обстоятельствах даже не заговорил…

— Угу, — отозвался Уилл. Казалось, он легко воспринял слова Мун. — Я подозреваю одного парня…

Бац! В голове что-то щелкнуло, и пазл начал складываться. Разумеется, призрак не мог добраться до него или до остальных, только сводить с ума, значит, был кто-то ещё. Кто-то, кто мог подкрасться к ним достаточно близко.

Кто-то…

«Ты подозреваешь Найла?» — чуть было не спросил вслух Оуэн. Он понятия не имел, почему именно его имя пришло в голову, просто…

Найл, кажется, тоже был из Юты, верно? Было ли это связано, или он совсем уже крышей отъехал?

Додумать свою мысль Оуэн не успел. Телефон завибрировал в кармане джинсов, и на экране высветился незнакомый номер.

Звонили из больницы.

Глава тридцать четвертая

Линда начинала его бояться.

Быть может, на её месте Дилан бы и сам себя боялся. Лицо, которое он видел в зеркале, мало напоминало его прежнего: синяки под глазами, бледная кожа, ввалившиеся щеки. Раньше он никогда не лунатил, но похоже, смерти Майлза и Гаррета открыли в нём неизведанное. И, хотя он своим ночным похождением с Линдой не делился, она всё равно боялась его, как боятся тех, чье поведение меняется.

Дилан знал, что у Линды есть какой-то любовник, и его это никогда не трогало и не беспокоило настолько, чтобы начать выяснять его личность. Любые расспросы, как он считал, привели бы к тому, что Линда психанула бы и тоже попыталась узнать, с кем спал Дилан. Правда бы её неприятно поразила, и Дилан не мог поручиться за её реакцию, хоть и знал свою девушку как облупленную.

Лишние ссоры ему были не нужны. Зато было нужно, чтобы по ночам Линда спала рядом с ним — что-то в ней отпугивало его галлюцинации и позволяло ему обеими ногами стоять на земле. Но её не было рядом весь день: сначала она пыталась пробиться к Белле в больницу, но её не пустили, потом, расстроенная и заплаканная, накинула худи и заявила, что идёт на пробежку.

Черта с два.

Дилан бесился, зная, что ни на какую пробежку Линда вовсе не собиралась: она всегда бегала только по утрам. Она собиралась плакаться на плече у своего любовничка, и плевать бы он хотел, кто был этот мужик, если бы от присутствия Линды не зависела его собственная психика!

Организм требовал сна.

Метаясь из угла в угол, как пойманный в ловушку зверь, Дилан ждал, пока Линда вернется домой. Часы тикали, отсчитывая последние секунды его здравого рассудка. Из угла тонко тянуло тиной, а, быть может, ему уже это чудилось. Быть может, разум решил сыграть с ним дурную шутку.

Тени сгущались и сгущались.

Наконец хлопнула дверь.

— Уже одиннадцать, — горло Дилана сперло злостью. — Я просил тебя не шататься, где попало!

— Я бегала, — огрызнулась Линда. Глаза у неё всё ещё были красные и заплаканные, а губы — опухшие и порозовевшие. Ни следа помады. Дилан отмечал изменения в её внешнем виде и сжимал кулаки. — Должна же я хоть чем-то заниматься, пока моя лучшая подруга пытается выжить?!

Дилан стиснул зубы.

Плевать на Беллу. С ней пускай возится Оуэн, который и так носится вокруг девчонки, будто она — великая драгоценность. У него своя жизнь, и она ему дорога.

— Я очень редко тебя о чем-то прошу, — тихо произнес он. Линда шагнула назад, уперлась спиной в закрытую дверь. Умница. Она хорошо знала, что негромкий тон означает, что Дилан злится. — И если я прошу тебя оставаться ночевать здесь, это не просто так.

— Я вернулась, разве нет? Хотя если бы меня пустили, я бы лучше поехала в больницу. Белле я нужнее!

От неё пахло чужим парфюмом. Чем-то холодным — лимоном и бергамотом, дополненным горьковатым базиликом и древесным запахом ветивера. Дилан умел различать запахи; его обоняние ловило даже самые тонкие ароматы, немедленно откладывающиеся в памяти и ассоциирующиеся с определенными людьми.

Парфюмом с бергамотом и ветивером пользовался Люк Стокер. Тот самый, что напоминал одновременно школьника-неудачника и профессора из девчоночьих мечт.

Значит, вот с кем она спит. Он мог бы догадаться и раньше, но было как-то наплевать. Было бы всё равно и сейчас, если бы Линда слушалась.

Дилан никогда не просил её ни о чем невыполнимом. И если бы он мог нормально спать без Линды под боком, то пусть поселилась бы у Стокера — её проблемы!

Что-то внутри закипало, требуя выплеска. Абсолютно новое для Дилана чувство.

Он правда хотел по-хорошему. Но вздернутый подбородок Линды, запах чужого парфюма и её слова стали последней каплей. В глазах у Дилана потемнело от злости.

Шагнув вперед, он ухватил Линду за локоть и грубо потянул на себя. Она вскрикнула.

— Синяки останутся!

Плевать он хотел на синяки.

Демонстративно потянув носом, Дилан процедил:

— Могла выбрать и кого-то получше.

Линда побледнела. Краска отхлынула даже с губ, и лицо её стало белым, как бумага. Голубые глаза расширились.

— Собираешься мне угрожать?