И сейчас многие с ностальгией вспоминают те времена, постоянно раздаются призывы восстановить советскую модель образования, советскую систему организации науки, и тогда…

Давайте посмотрим на все это с другой стороны.

Советская модель НТП порождала целый ряд проблем, которые со временем не разрешались, а только накапливались.

Одной из самых больных проблем развития науки и техники в СССР было внедрение. Изобретателей, талантов было много, изобретений тоже, в том числе и весьма эффективных. Но в народном хозяйстве они не использовались. Их приходилось внедрять: чувствуете, сколько напряжения в этом слове. А сколько его было в самом процессе!

О проблеме внедрения писала пресса, она регулярно обсуждалась на разного рода совещаниях, вплоть до самого высокого уровня: на пленумах ЦК и съездах КПСС.

И ведь если бы речь шла только об изобретениях. Мне рассказывали такую историю про банальные кухонные гарнитуры. Все знают, что это такое: шкафчики, сушка, мойка, стол, уголок и т. д. Ничего сильно инновационного в этом нет. Так вот, в СССР они не производились, их делали, кажется, в ГДР, был страшный дефицит. И вот, то ли в Министерстве торговли, то ли еще в каком-то ведомстве возникла идея, как бы мы сказали сейчас, локализовать производство кухонных гарнитуров в нашей стране. Тем более леса у нас много.

Идея не просто возникла, но и нашлись энтузиасты, которые смогли уговорить начальство, и проекту был дан ход. Так вот, первый советский кухонный гарнитур появился почти через 10 лет (кажется, через девять) после того, как все согласились, что их надо производить.

И дело здесь не только в бюрократизме. Пришлось создать две новые подотрасли, то есть выделить инвестиции, построить заводы, произвести, закупить и наладить оборудование. Еще несколько новых производств было запущено на уже существующих заводах – а у тех план, нехватка ресурсов и рабочих рук.

А ведь речь шла не о чем-то новом и неведомом. Все это производилось на Западе, и даже в социалистической Германии, так что надо было просто скопировать то, что уже было. А когда речь идет о чем-то новом? Скажем, новый станок, в котором больше половины деталей оригинальных, которые никто до сих пор не делал.

Опытный образец-то работает прекрасно, но детали для него сделали в институтских мастерских местные умельцы «на коленке». Но теперь ведь надо все это запускать в серию. Кто будет делать детали? Строить новые заводы? А достаточен ли объем производства, чтобы они работали эффективно? Размещать на уже действующих предприятиях? Но их мощности уже загружены под завязку плановым производством.

Кстати, вопрос о том, чтобы иметь резервные мощности, «как на Западе», тоже обсуждался, но эта идея казалась еретической. Понятно, откуда лишние мощности на Западе – там постоянные кризисы и анархия вследствие противоречия между развитием производительных сил и производственных отношений. А у нас плановое хозяйство, мощности должны работать на благо людей день и ночь (одной из непопулярных в обществе идей, призванных обеспечить «ускорение» СССР во второй половине 1980-х годов, был переход на трехсменную работу). Так ведь можно договориться и до того, чтобы безработица была – в перестройку и до этого договорились.

К сожалению, я так и не смог найти документ, но помню его хорошо. Это было, наверное, постановление ЦК и Совмина. Я тогда был молодой и глупый, и над ним смеялся. Вот, думал, какие придурки нами руководят. Сейчас понимаю, что я тогда был неправ, а дяденьки из ЦК и Совмина лучше разбирались в ситуации и понимали, что такое предметно-технологическое множество [108], хотя и выражения такого не знали.

Речь там шла, с одной стороны, о том, что надо существенно ускорить создание и внедрение принципиально новых машин и оборудования, а с другой стороны, устанавливалось, что не должны приниматься к рассмотрению изделия, более чем на 1/3 состоящие из новых деталей. Вот это сочетание: требование принципиальной новизны с «не более 1/3 новых деталей» – меня сильно тогда повеселило.

Почему требовали принципиальную новизну – понятно. За внедрение новой продукции давали премии, и обычно под видом новой продукции выпускались слегка видоизмененные старые изделия. С учетом вышесказанного понятно, что так было легче.

Но как, думал я, создать что-то принципиально новое, заранее ограничив изобретателя жесткими рамками. Для меня тогдашнего проблема внедрения была исключительно проблемой бюрократизма и неповоротливости плановой системы. Сейчас мне гораздо яснее, какие противоречия порождала советская модель научно-технического прогресса и насколько трудно было с ними справиться.

Как вы понимаете, когда речь шла о вопросах обороны, тут все ограничения отбрасывались. Всех волновал только один вопрос: соответствует ли данное новое устройство поставленным целям или нет. Если соответствует, то, хочешь не хочешь, приходилось создавать под него все необходимые производства, не считаясь с издержками.

Все это было, как вы понимаете, жутко дорого. Но кроме того, складывалась и соответствующая структура оборонно-промышленного комплекса, которая способствовала еще большему удорожанию продукции. Я хорошо помню, что самым распространенным упреком в адрес советской оборонки был высокий уровень монополизма. А что такое монополизм? Это значит, что производитель имеет возможность диктовать свои условия, в том числе и по уровню цен. Вообще говоря, это положение сохраняется и по сей день. Некоторое время назад шла дискуссия по поводу возможности закупки зарубежных образцов вооружения, и одним из аргументов был как раз монополизм нашего оборонно-промышленного комплекса, который задирает цены на свою продукцию выше мировых.

В пример нам ставили западные страны, в которых уровень монополизма гораздо ниже, фирмы борются за получение государственных контрактов и вынуждены снижать цены. А следовательно, и нам надо организовать конкуренцию, и тогда оборонная нагрузка на экономику уменьшится, а военные смогут получать более качественное вооружение.

Ну, что касается того, как все организовано на Западе, – тут было, конечно, много иллюзий. Реальность сильно отличается от красивых теоретических моделей. Но здесь речь о другом. Монополизм советского оборонно-промышленного комплекса возник не сам по себе. То, что монополизм вреден, в Советском Союзе было хорошо известно. Работу Ленина про империализм, где говорилось о загнивании монополий, учили на всех уровнях образования, начиная со школы, чуть ли не наизусть. И где можно было, конкуренцию внедряли искусственно, вспомним те же самые авиационные КБ.

Но как ни борись с монополией, сама модель научно-технического прогресса постоянно порождала ее и способствовала расширению ее масштабов. Вот мы изобрели и поставили на вооружение новый вид оружия. Для его производства нужно