уменьшалась с каждой секундой, и должно было наступить время, когда она станет нулевой, и тогда начнется обратное падение. Если не удастся предотвратить это, то можно было бы сразу положить всему конец.

Так прошли долгие часы, они прошли в напряженных раздумьях, смешанных с немой тревогой.

Наконец порыв ветра снаружи стал стихать, и когда Принцепсу удалось установить другой ветромер вместо разбитого на атомы, он показывал чуть больше двухсот миль в час.

– Наш единственный шанс, насколько я могу судить, – сказал профессор, оторвавшись от блокнота, на котором он делал расчеты, – заключается в следующем. Мы должны следить за индикатором; и когда скорость упадет, скажем, до десяти миль в час, мы должны надуть наши шары до предела, отключить двигатели и другие приспособления и положиться на газ, чтобы он вытащил нас.

Делать было больше нечего, и поэтому пока они сидели и следили за индикатором, а чтобы скоротать томительные часы, подсчитывали возможности и вероятности своего возвращения в цивилизованный мир, если шарам "Бренды" удастся вывести ее из северного конца Осевого туннеля.

Час за часом скорость падала. Роковое притяжение, которое, если аэростаты не смогут противостоять ему, потащит их назад рукой, несокрушимой, как сама судьба, взяло их в свои тиски. Где-то, в неизвестном количестве миль над ними, располагались просторы Северного полюса, от которых они не могли отделаться, даже если бы достигли их. Внизу находилась ужасная пропасть, через которую они уже прошли, и падение обратно в нее означало такую страшную участь, что Бренда уже заставила своего мужа пообещать застрелить ее, если шары не справятся со своей задачей.

Большую часть своего времени профессор проводил за сложными расчетами, целью которых было выяснить, насколько это было возможно, их расстояние от центра Земли и, следовательно, количество миль, на которое они должны были подняться, чтобы снова оказаться в воздухе. Были и другие расчеты, которые касались подъемной силы воздушных шаров, веса машины и ее пассажиров, а также количества газа, имеющегося в их распоряжении, не только для подъема на полюс, но и для полета на юг, если, к счастью, они найдут благоприятные ветры, чтобы вернуться к границам цивилизации. Эти сведения он держал при себе. И у него были на то самые веские причины.

Шли часы, и скорость, показываемая индикатором, неуклонно падала. Сто миль в час превратились в пятьдесят, пятьдесят – в сорок, затем в тридцать, двадцать, десять.

– Думаю, теперь ты можешь выпустить свои шары, Артур, – сказал профессор. – Очень хорошо, что мы их вовремя спрятали, иначе они были бы разорваны на ленточки. Если вы их выпустите, я позабочусь о газовой аппаратуре. А ты, Бренда, пока приготовь ужин.

В течение часа четыре воздушных шара были выпущены через иллюминаторы в крыше машины и присоединены к тросам и трубам подачи. Тем временем скорость подъема "Бренда" снизилась с десяти до семи миль. Газовые баллоны были соединены с передатчиками и аппаратурой, которая позволила газу вернуться к нормальной температуре перед тем, как попасть в оболочки, после чего шары начали наполняться.

На несколько мгновений индикатор остановился и задрожал, когда тросы натянулись, затем он снова пошел вперед. Они увидели, что индикатор показывает шесть с половиной миль в час. Скорость увеличилась до семи, восьми и девяти. Вскоре он перевалил за десять.

– В конце концов, мы это сделаем, – сказал Принцепс. – Видите, мы едем все быстрее с каждой минутой. Интересно, в чем причина этой остановки?

– Вероятно, повышенное атмосферное трение на поверхности шаров, – спокойно ответил профессор, не отрывая глаз от циферблата.

Индикатор снова остановился на десяти, а затем маленькая синяя стальная стрелка, которая для них была поистине рукой судьбы, начала медленно ползти назад.

Никто из них не произнес ни слова. Они все знали, что это значит. Тяга воздушных шаров вверх не противодействовала тяге вниз, исходящей из центра Земли. Еще через несколько часов они остановятся, а затем, когда две силы уравновесятся, они будут неподвижно висеть в этой ужасной пропасти вечной ночи, пока не закончится газ, и тогда начнется обратное погружение в погибель.

– Мне это не нравится, – сказал Принцепс, сохраняя голос настолько ровным, насколько мог. – Не лучше ли нам освободить двигатели?

– Я думаю, нам следует выбросить все, без чего мы можем обойтись, – сказала Бренда, глядя на роковой циферблат неподвижными, широко раскрытыми глазами. – Что толку от всего, если мы никогда не доберемся до вершины этой ужасной дыры?

– Это довольно неуважительный способ говорить об осевом тоннеле Земли, Бренда, – сказал профессор с легкой улыбкой. – Но мы не будем пока избавляться от чего-либо, – продолжил он, – видите ли, как говорят специалисты по математике, скорость – это импульс, умноженный на массу. Поэтому, если мы уменьшим массу, то уменьшим и импульс. Двигатели и другие вещи на самом деле сейчас помогают нам, хотя на первый взгляд так не кажется. Когда индикатор почти остановится, настанет время сбросить вес.

Затем они поужинали, поели с притворным аппетитом, подкрепившись бутылкой ""Поль Роже" 89-го года. В течение ночи скорость продолжала неуклонно падать, хотя Принцепс убедился, что шары наполнены до максимального предела, совместимого с безопасностью, и наконец, ближе к середине условной ночи, она зависла между единицей и нулем.

– Думаю, Артур, ты можешь отпустить двигатели, – сказал профессор, – совершенно очевидно, что мы перегружены. Уберите крюки, а потом поднимитесь и посмотрите, выдержат ли еще ваши шары.

Он сказал это шепотом, потому что Бренда, совершенно измученная, улеглась за перегородкой.

Крюки были сняты, и стрелка на циферблате снова начала двигаться, когда Бренда, освободившись от груза весом около шестисот фунтов, снова начала подниматься вверх. Но скорость возросла только до пятнадцати миль в час, и это было на восемь миль меньше того результата, к которому пришел профессор. Очевидно, притягивающая сила действовала как со стороны туннеля, так и из центра Земли. Он посмотрел на циферблат и сказал Принцепсу.

– Думаю, вам лучше пойти и прилечь. Сейчас моя вахта на палубе. Сейчас мы идем хорошо. Я хочу еще раз прогнать свои цифры.

– Хорошо, – сказал Принцепс, зевая и пожимая руки. – Вы же позовете меня через четыре часа, как обычно, не так ли?

Профессор Хаффкин кивнул и сказал:

– Спокойной ночи. Надеюсь, к утру мы преодолеем наши трудности. Спокойной ночи, Артур.

Он снова достал свои бумаги и еще раз детально прошелся по лабиринту цифр и формул, которыми были испещрены листы. Затем, когда звук медленного, глубокого дыхания подсказал ему, что Принцепс спит, он открыл люк в полу и пересчитал неизрасходованные баллоны с газом. Закончив, он сказал себе шепотом.

– Едва хватит, чтобы доставить их