горшке – более печального и больного растения я никогда не видела. Даже горшок выглядит жалко – некогда белый, теперь он покрыт сколами, трещинами и коричневыми пятнами.

– Как это несчастное растение может нам помочь? – спрашиваю я, беря горшок в руки.

– А что я сейчас говорил о книгах и бумаге? – отвечает он и достает из горшка ключи. – Ступайте осторожно – пара досок тут сгнила, – бросает он через плечо и взбегает по ступенькам на ветхое крыльцо.

– Неужели только пара? – бормочет Джексон, перешагнув через треснувшую доску.

Но Хадсон уже занят отпиранием четырех висячих замков и не отвечает ему. Сняв последний замок, он открывает дверь и входит внутрь.

Мы заходим следом, он включает свет, и перед нами оказывается гостиная, выглядящая еще хуже, чем фасад дома.

Я жду, что сейчас он скажет, что шутит, но он молча идет к книжному шкафу в задней части комнаты. Только по этому шкафу можно предположить, кто хозяин этого места, поскольку шкаф набит старыми книгами. Но все равно трудно себе представить, как он мог здесь жить.

Остальные, видимо, испытывают такие же чувства, ведь после того, как Хадсон включил свет, никто из них так и не сдвинулся с места. Они просто продолжают стоять посреди комнаты и смотрят на это убожество.

Тут есть на что посмотреть.

Мебель вся в пятнах и такая ветхая, что держится на честном слове, ковер порван в нескольких местах и чем-то заляпан, кошмарные желтые обои выцвели и отслоились, а шторы выглядят так, будто их драла стая диких котов.

Глядя на все это, я невольно думаю, что Шарлотта Перкинс Гилман, чей рассказ я прочла в девятом классе, была права. Уверена, окажись я надолго заперта здесь со всем этим хламом, я бы тоже сошла с ума[7].

– Это и есть твой дом? – спрашивает Джексон. Да, тут определенно не помешали бы какие-то разъяснения.

– Да, – без колебаний отвечает Хадсон. И тут раздается громкий скрип, когда он одной рукой передвигает тяжелый шкаф на несколько футов ближе к нам.

– Зачем он тебе? – На лице Иден написаны отвращение и любопытство, и я ее понимаю. Это очень не похоже на Хадсона.

Но он только пожимает плечами.

– Скоро вы все увидите.

Я иду к нему. Мне любопытно, что он делает, и мне хочется понять его мотивы. За эти месяцы я успела убедиться, что он педант и аккуратист во всем, что касается внешнего вида. Но, даже если не брать это во внимание, его комната в Кэтмире была полной противоположностью этому хлеву.

Хадсон ценит комфорт, и он никогда этого не скрывал.

– Что ты там делаешь? – спрашиваю я, едва не споткнувшись о край особенно большой прорехи в блевотно-зеленом ковре.

Он показывает кивком на стену и говорит:

– Смотри и учись.

И тут я понимаю что к чему. За книжным шкафом в стене виднеется стальная дверь с кодовым замком и системой сканирования отпечатков пальцев.

Хадсон лукаво усмехается, вводит код и прижимает ладонь к панели. Несколько секунд – и дверь отворяется, а за ней я вижу полированную деревянную лестницу, идущую вниз.

– Пошли? – спрашивает он.

– Пошли, – отвечаю я. Что же там такое?

Мы спускаемся вслед за ним и оказываемся в огромном полуподвальном помещении, где в изумлении оглядываемся по сторонам. Как и в его комнате в школе, здесь стоят громадные шкафы, набитые множеством книг. Они стоят вдоль стен, занимая все пространство от пола до потолка. Но мы остановились не поэтому.

Мы бы не были в таком шоке, даже если бы стены здесь были розовыми в стразах, а пол уставлен креслами-мешками.

– Это… это похоже… – У меня нет слов.

К счастью, Иден находит подходящие слова.

– Черт возьми, тут все выглядит так, будто именно в этом месте Restoration Hardware снимали интерьеры для своего каталога. Для всего своего каталога.

Простора здесь столько, что хватило бы на половину футбольного поля и даже больше, стены, не закрытые книжными стеллажами, выкрашены в жемчужно-белый цвет, и все залито мягким светом, исходящим от ламп, стенных бра и люстр. И везде расставлена мебель в стилях рустик и модерн, выдержанная в белом, черном и бежевом цветах. Полуподвал разделен на восемь зон с помощью мебели и ковров, но все они образуют единый ансамбль.

В первой из этих зон справа от нас Хадсон, видимо, слушает музыку. Здесь стоят два черных металлических книжных стеллажа, заполненных музыкальными пластинками, они возвышаются над просторными удобными бежевыми креслами, оттоманками и звуковой аппаратурой, расставленными на белом ковре с длинным ворсом, по которому мне хочется походить босиком.

Мы начинаем обходить его логово, не желая пропустить ни одной детали.

Дальше располагается зона для тренировок – здесь, разумеется, находятся топоры для метания, а еще луки, колчаны и разнообразные мишени, висящие на стенах. Рядом находятся два белых угловых дивана с бежевыми подушками, а напротив на стене висит большой телевизор. Здесь же разложены игровые контроллеры и шлем виртуальной реальности. Дополняют обстановку несколько приставных столиков в стиле рустик, на которых стоят лампы, и журнальные столики с россыпью журналов.

На другом конце стоит огромная латунная кровать, но в отличие от его кровати в школе, на этой все белого цвета. Белые простыни, белые одеяла, белые подушки, белое покрывало. С обеих сторон от кровати стоят массивные антикварные тумбочки, на которых высятся затейливо украшенные серебряные лампы.

Но сейчас я смотрю не на кровать. Дело в том, что стена слева от нее выкрашена в тот самый оттенок черного цвета, который я узнаю везде. Здесь же стоят диван и книжные шкафы, составляющие уютный читальный уголок, от вида которого у меня начинает бешено колотиться сердце.

– Это та самая комната, которую я написала, когда ты еще был заперт в моей голове, – шепчу я.

– Верно, – соглашается он, говоря так тихо, что мне приходится напрячь слух, чтобы расслышать его.

– Поэтому ты так настаивал именно на этом цвете стен.

– Да, это черный оттенок фирмы «Армани», – отвечает он, закатив глаза. – Я долго трудился над тем, чтобы добиться именно этого тона.

Но в его голосе звучит насмешка, самоирония, и это говорит мне о том, что я затронула больную тему. Сопряженную с гораздо большей эмоциональной непредсказуемостью, чем я ожидала.

Об этом говорит и то, что он не продолжает этот разговор. Вместо этого он идет к еще одной стальной двери, снабженной еще более навороченными замками, чем первая.

Я не следую за ним, а продолжаю оглядываться по сторонам, рассматривая белую кровать, белые диваны, лампы, люстры. Все