«подписал» ее, т. е. приказал сделать на ней обычную отметку об удовлетворении челобитчика, начинающуюся словами: «Государь пожаловал, велел…» и т. д., и Гордон подписанную челобитную посылает в Москву боярину Т. Н. Стрешневу. В письме от 30 июля к Ромодановскому царь пишет о жалобах датского резидента Бутенанта фон Розенбуша на разорение, причиненное ему возмущением крестьян Заонежского Кижского погоста, приписанных к пожалованным Розенбушу олонецким заводам. Петр предписывает Ромодановскому удовлетворить жалобщика: «По вся почты непрестанно камисар Андрей Бутман слезами пишет о своем розорении олонецком; о чем ноипокорственнее прошу ваше благоутробие, дабы во оном деле спроведливость ему на оных бунтовшиков немедленно учинено было, понежа уже едва не годишное время прошло во оной ево напасти, о чем, паки повтаряя, прошу». В тот же день он обращается к Виниусу по делу о присылке заказанной в Голландии галеры в Архангельск, о привозе ее в разобранном виде в Москву, просит, чтобы сопровождающего ее мастера из Архангельска обратно в Голландию не отсылать, а прислать его в Москву для сбора галеры, и подробно указывает, откуда взять деньги для расплаты с ним. «Mim Her, — читаем мы в этом письме. — Писма ваши, июля 9 и 16 дня писанные, мне отданы, в каторых в первом, что галея прислана будет и чтоб тому, кому збирать ея, от Города воротитца. И тому как статца? потому что та галея надобеть на Москве, а не у Города, и привезут ея к Москве, кому збирать? А мастер тот для того и послан, чтоб ея собрать. И ты, как ни есть, зделай, чтоб тот мастер с нею был к Москве; а как он ее зберет, н в ту пору ему свободной отпуск будет, без задержания; а что деньги заплатить, вели, буде осталися, от покупки карабелной, а буде нет, ин вели заплатить Гартмону, а ему из Болшой Казны». Далее царь дает объяснение, почему задерживались письма из-под Азова, на что сетовал Виниус во втором из своих писем, и уведомляет о ходе азовских дел: «Как еще каланчи не были взяты, зело трудной проезд был на Койсу от татар, и толко в ту пору почты посылали, как обозы по запас ходили на Койсу; а ныне, получа свободной проезд, в том замедлений не будет. В том же писме пишешь о стуже московской. А здесь жары великие, только непрестанные ветры; и севодни день был пасмарен, и во всю ночь был дош. В деле нашем, слава Богу, порядок идет доброй, и уже менши тридцати сажен от города обретаемся и, в надежде милосердия его, о благом совершении не сумневаемся»[380].

Виниус в своих письмах к Петру сообщает ему полученные в Москве известия о текущих событиях в Западной Европе, и его письма показывают нам круг осведомленности Петра об этих событиях. «По общим, государь, вестям почтовым, — читаем в письме Виниуса от 3 июля, — о полских нарядных войсках и походе их не слышит, а король их по июнь месяц был в Варшаве. А цесарские войска собирались под Будиным, ожидали саксонских и, с теми совокупясь, пойдут дале числом с 50 000 человек, ожидают на себя крепкое наступление турское. А францужские, через реку Рену (Рейн) перешед, поборы на цесарские городки и места наложили, и с той страны цесарская противность им бессильна. На венетов великое же собрание турок на воде и суше; о сражениях их не слышим. Король Вилгельм с союзники пошел на француза с 130 000 человек, а француз обороняется с 90 000 за крепостьми, и мнят быти бою великому»[381].

Т. Н. Стрешнев писал царю из Москвы от 16 июля. В письме он высказывал свои чувства по поводу получения известий от Петра и хвалил его: «…и нам радость велия о начатом деле, которое Богом управлено счастливо и твоею здраворазумною главою упровляется и которые в том военном деле помогают».

Он уведомлял также царя о поимке в Москве подрядчиков, оказавшихся виновными в недоставке припасов для войска по условию и о посылке их к Азову[382]. «Min Her heilige Vader, — отвечает ему на это письмо Петр от 2 августа, протестуя против заключавшихся в нем похвал. — Письмо твое августа во 2 день мне отдано, в котором многое преимущество нам приписать изволили, которого никако в себе видеть можем; однакож, хотя и не суть оная в нас, обаче предаемся в рассуждение ваше архипастырское. Подрядчиков по письму ожидаем. А о здешнем поведении известен буди, что шанцами гораздо пришли близко рву, и от того неприятелям учинилась великая теснота.

А что станет впредь делаться, и о том писать буду. Piter. Из обозу августа в 2 д.»[383]

XXIV. Неудачный штурм Азова 5 августа 1695 г

В заключительных словах письма к Стрешневу о «великой тесноте, учинившейся неприятелю» от успешного хода русских осадных работ под Азовом, слышна у Петра уверенность в близости счастливой развязки. Окончательное решение о штурме было принято на военном совете 2 августа, и днем штурма назначено ближайшее воскресенье, 5 августа. «Был военный совет, — записывает в своем дневнике под 2 августа Гордон, — на котором присутствовал его величество и другие. С большим рвением настаивали на том, чтобы предпринять штурм в ближайшее воскресенье. Хотя я очень серьезно представлял, что прежде всего нужно подвести траншеи ближе к первому рву и надо вывести ров, насколько возможно, кругом города к городскому рву, чтобы он мог служить защитой и прикрытием для штурмующих, если бы они оказались побеждены; однако все это не имело перевеса. Был решен штурм, и отданы соответствующие приказания». Следующие два дня прошли в приготовлениях к штурму. 3 августа в лагере Гордона заготовлялись в большом количестве штурмовые лестницы и фашины.

4-го вызвавшиеся идти на приступ волонтеры упражнялись, и им велено было ночью держаться наготове в шанцах. Гордон, не переставший все-таки делать попытки отсрочить штурм, в присутствии Петра напутствовал своих солдат речью. «Его величество, — читаем в его дневнике, — пришел ночью ко мне. Я не мог добиться никакой отсрочки штурма, несмотря на старания, с которыми я излагал возможные причины его неудачи. Мы велели охотникам выступать с офицерами, которых они сами избрали. Я обращался с речью ко всем в совокупности и к каждому полку особо, чтобы они держались мужественно, что они обещали». Гордон считал штурм преждевременным и не верил в возможность его успеха; поэтому ему все окружающее казалось в мрачном свете. «Я заметил при этом многое, — продолжает он свой рассказ, — что мне не понравилось, как то: чрезмерное