Первый Дальневосточный фронт под командованием маршала Мерецкова столкнулся с более серьезным сопротивлением на востоке. Главное сражение развернулось в Муданцзяне, где ожесточенные бои за город продолжались до 16 августа. Пока части 5-й армии вели в Муданцзяне уличные бои, 25-я армия обогнула город и быстро выдвинулась к Харбину и Гирину для соединения с силами Забайкальского фронта, подошедшими с запада. В то же самое время был нанесен второй удар по Корее. Здесь, встречая ожесточенное сопротивление, советский морской десант при поддержке Тихоокеанского флота 16-го числа взял Сейсин (Чхонджин). Только после того, как японцы прекратили вести боевые действия, советские войска стали быстро продвигаться вглубь Корейского полуострова. Тогда они окончательно заняли Пхеньян и другие крупные города к северу от 38-й параллели[347].

2-я армия Второго Дальневосточного фронта под командованием генерала армии Пуркаева в 00:00 9 августа форсировала Амур и разделилась на две оперативные группы, первая из которых атаковала крепость Айгун, а вторая – крепость Суньу. Обе группы войск легко справились со своей задачей и быстро выступили в направлении Цицикара[348].

В 1:00 9 августа (полночь по хабаровскому времени) Генштаб Квантунской армии получил тревожные известия о том, что русские войска пересекли советско-маньчжурскую границу в Восточной Маньчжурии. После этого поступили донесения о том, что Муданцзян был подвергнут бомбардировке с воздуха. В 1:30 была осуществлена воздушная атака на столицу Мань-чжоу-го Чанчунь. К двум часам ночи Генеральный штаб Квантунской армии пришел к выводу, что Советский Союз начал полномасштабное наступление на Маньчжурию. Однако инструкции Императорского Генштаба командованию Квантунской армии состояли в том, чтобы давать отпор только в рамках самозащиты. Генерал Отодзо Ямада, командовавший Квантунской армией, отсутствовал в штабе, так как в это время находился в Дайрене. Только после шести часов утра Императорский Генеральный штаб отдал приказ руководству Квантунской армии организовать сопротивление советскому вторжению [Yomiuri shinbunsha 1980: 183–184]. Начальник штаба генерал-майор Хикасобуро Хата приказал «раздавить» врага, следуя утвержденному плану обороны. Пока советские войска продвигались вперед, Квантунская армия бездействовала по меньшей мере в течение пяти часов с момента начала атаки. Приказ Хаты звучал очень храбро, однако Квантунской армии не хватало подготовки и вооружения для того, чтобы «раздавить» наступающие силы противника. В Чанчуне ждали инструкций из Императорского Генерального штаба, однако в Токио тоже не знали, как остановить полномасштабное наступление советских войск. Тем временем в Квантунской армии приняли решение оставить Чанчунь и эвакуировать войска в Дуньхуа у маньчжурско-корейской границы, согласно плану, принятому в июле. Из столицы началось массовое бегство японских офицеров и маньчжурских чиновников, среди которых был и император Пу И, в результате чего гражданское население Чанчуня численностью 100 тысяч человек осталось без какой-либо военной защиты[349].

Около 1:30 ночи 9 августа, через два с половиной часа после того, как советские танки пересекли маньчжурскую границу, информационное агентство «Домэй» перехватило сообщение Московского радио об объявлении войны Японии. Хасэгава из «Домэй» немедленно передал эту информацию Того и Сакомидзу. Разбуженный неожиданными известиями, Сакомидзу спросил Хасэгаву: «Это действительно так? Вы можете удостовериться в точности этой информации?» Когда Хасэгава подтвердил, что все так и есть, Сакомидзу был охвачен гневом, словно вся кровь закипела у него в жилах. Когда Хасэгава передал новости о войне Того, ошарашенный министр иностранных дел тоже спросил его, уверен ли он в правдивости этой информации [Sakomizu 1965: 246; Sakomizu 1973: 188][350].

Рано утром 9 августа четыре высших чиновника Министерства иностранных дел (Того, Мацумото, Андо и Сибусава) собрались в резиденции Того. Они сразу же сошлись на том, что у Японии нет другого выхода, кроме как принять условия Потсдамской декларации. Учитывая сильную неприязнь со стороны США и Великобритании по отношению к персоне императора, они понимали, что Япония может столкнуться с трудностями, если будет настаивать на сохранении императорского строя как на непреложном условии принятия Потсдамского ультиматума. Поэтому они решили, что лучше всего будет согласиться с требованиями союзников, заявив при этом в одностороннем порядке: «Принятие условий Потсдамской декларации не влияет на нашу позицию в вопросе об императорском доме»[351].

На рассвете Сакомидзу отправился в личную резиденцию Судзуки, чтобы сообщить ему о вступлении Советского Союза в войну с Японией. Премьер-министр молча выслушал эти новости, после чего тихо сказал Сакомидзу: «Наконец произошло то, чего мы так боялись». Любопытно, что эти слова почти дословно совпадают с произнесенными Сато, когда он услышал об объявлении войны. В своих послевоенных мемуарах Судзуки писал, что в его мозгу в тот момент проносились картины того, как скопища советских танков рвутся через границу, словно потоки воды, прорвавшие дамбу. Судзуки сразу же заключил: «В нашем теперешнем положении, если мы будем противостоять советскому нападению, мы не сможем продержаться и двух месяцев». Он понял, что наступил последний шанс для того, чтобы завершить войну.

Около 8:00 Того прибыл в резиденцию Судзуки и предложил принять требования Потсдамской декларации при условии сохранения императорского дома. Сакомидзу предложил премьер-министру три варианта действий: 1) отставку всего кабинета; 2) завершение войны путем принятия Потсдамской декларации; и 3) продолжение боевых действий с объявлением войны Советскому Союзу. Судзуки отверг первый вариант, но так и не смог сделать выбор между вторым и третьим. На тот момент у премьер-министра не было четкого плана действий. Его слова о том, что Японии не продержаться и двух месяцев, могут быть истолкованы и в том смысле, что страна все еще обладала ресурсами, чтобы воевать в течение этих самых двух месяцев. После долгой паузы Судзуки ответил, что доложит обо всем императору. Можно предположить, что премьер-министр, прежде чем принять решение, хотел услышать, чего хочет Хирохито[352].

27. Адмирал Мацумаса Ёнай, министр флота Японии, одна из ключевых фигур партии мира. Библиотека парламента Японии

Затем Того встретился с министром флота Ёнаем, который согласился с решением о признании капитуляции на условиях Потсдамской декларации. Сразу после того, как Того вышел из кабинета Ёная, он столкнулся с принцем Такамацу, младшим братом Хирохито. Такамацу тоже не видел другого выхода, кроме как принять потсдамские требования. Однако, хотя принц Такамацу и Ёнай и согласились с мнением Того, маловероятно, что в этих беседах обсуждались детали мирного соглашения. Советник Коноэ Хосокава сказал принцу, что пришло его время выйти на сцену: «Вы должны возглавить новый кабинет министров и провести переговоры напрямую с Великобританией и США». Принц отказался от этого предложения, заметив: «Пусть