предстоящее заседание Высшего военного совета будет очень бурным, и попросил Анами проявить твердость. Анами пообещал, что будет защищать эту позицию «ценой своей жизни». Выходя из кабинета, чтобы отправиться на совещание, Анами широко улыбнулся и сказал: «Если мои взгляды не поддержат, я уйду в отставку с поста министра армии и потребую отправить меня в боевую часть в Китае». Отставка министра армии означала бы падение правительства и лишение Японии последнего шанса на завершение войны. Кавабэ был восхищен боевым духом, проявленным Анами в столь сложный момент. Также Анами сказал, что необходимо обсудить введение военного положения, дав понять, что не остался глух к предложению Кавабэ[360].

В 8:00 в Императорском Генеральном штабе состоялось стратегическое совещание, на котором обсуждалось, как реагировать на советское вторжение. По словам Асаэды, основная стратегия, которой придерживался Генштаб до нападения СССР, заключалась в том, чтобы ввести русских в заблуждение, убедив их в мощи Квантунской армии. Теперь же, когда Советский Союз начал наступление, Квантунская армия могла продержаться лишь несколько дней, в лучшем случае недель. Поэтому вместо того, чтобы объявлять войну СССР, как предлагали в МИДе и в командовании Квантунской армии, следовало заглянуть в будущее. В армии все еще верили, что с Советским Союзом можно договориться, воспользовавшись конфликтом между Сталиным и его западными союзниками. Для этого Асаэда составил Континентальную директиву № 1374, в которой Квантунской армии было объявлено, что, хотя Советский Союз и объявил войну Японии, предпринимаемые им боевые действия на маньчжурской границе незначительны. Императорский Генеральный штаб приказал Квантунской армии подготовиться к проведению операции против Советского Союза. Хотя военное руководство Японии прекрасно знало, что советское нападение являлось полномасштабным вторжением, оно попыталось удержать Квантунскую армию от ведения активных боевых действий[361].

По предложению Кавабэ в 9:00 подполковник Масахико Такэсита из Управления военных дел, бывший зятем Анами, составил документ, в котором излагалась позиция армии в связи с нападением Советского Союза. Вот что в нем говорилось:

Империя должна прекратить войну с Советским Союзом и продолжить войну с Соединенными Штатами, Великобританией и Китаем, сохраняя нейтралитет с СССР. Если это станет неизбежным, нам придется завершить Великую Восточноазиатскую войну, но, если под угрозой окажется сохранение кокутай, мы должны продолжать сражаться до конца.

Далее в этом документе предлагались следующие конкретные действия: 1) вести оборонительные действия против Советского Союза и удержать маньчжурско-корейскую границу; 2) не объявлять войну Советскому Союзу; 3) продолжать дипломатические переговоры с Советским Союзом, завершить войну с Советским Союзом и, если не будет другого выхода, завершить Великую Восточноазиатскую войну при посредничестве Советского Союза; 4) любой ценой сохранить кокутай; 5) укрепить власть внутри страны, чтобы продолжить войну. Это был удивительный документ, показывающий, какому самообману по-прежнему предавалась армия, надеясь, что ей удастся договориться с СССР о нейтралитете в то самое время, когда советские войска катком сминали любое сопротивление японцев по всей Маньчжурии. Также из этого документа следует, что младшие офицеры Генерального штаба готовили заговор для установления военной диктатуры с целью продолжения войны. Кроме того, здесь предсказывалось, что при завершении войны ключевым станет вопрос о сохранении кокутай. Однако данный документ не был одобрен главой Управления военных дел генерал-майором Macao Ёсидзуми и потому не получил одобрения Умэдзу и Анами. Если бы высшее военное руководство Японии решилось завершить войну, ему пришлось бы столкнуться с фанатичным сопротивлением со стороны младших офицеров[362].

«Толстяк» сброшен на Нагасаки

Вторая атомная бомба была сброшена на Нагасаки в 11:02 (по японскому времени) 9 августа; погибли от 35 до 40 тысяч человек. Трумэн выступил по радио со следующим заявлением:

Заполучив бомбу, мы воспользовались ею. Мы воспользовались ею против тех, кто без предупреждения напал на нас в Перл-Харборе, против тех, кто морил голодом, избивал и казнил американских военнопленных, против тех, кто даже не пытался делать вид, что следует положениям международного права о ведении военных действий [Clemens 1960: 69].

Возмездие было постоянным мотивом обоих выступлений Трумэна после Хиросимы и Нагасаки. Однако нельзя не услышать оправдательные нотки, звучащие в его втором обращении.

28. Атомная бомба «Толстяк», сброшенная на Нагасаки 9 августа 1945 года. Диаметр 1520 миллиметров, длина 3250 миллиметров, вес 4670 килограммов. Национальное управление архивов и документации

Еще 7 августа сенатор Ричард Рассел из Джорджии послал Трумэну телеграмму, призывая его сбросить на Японию новые атомные бомбы, чтобы «немедленно покончить с япошками». Президент не согласился с этой точкой зрения. Трумэн ответил Расселу в тот же самый день, когда состоялась атомная бомбардировка Нагасаки:

Я знаю, что во время войны Япония показала себя жестокой и нецивилизованной нацией, однако я не могу убедить себя в том, что, поскольку они звери, мы должны себя вести таким же образом. Лично я, безусловно, сожалею о том, что из-за «ослиного упрямства» руководства страны перед нами стоит вопрос об уничтожения целого народа, и, к вашему сведению, я не пойду на эти меры, если только это не будет совершенно необходимо.

Затем президент США добавил: «На мой взгляд, после вступления в войну русских японцы очень скоро прекратят сопротивление. Моя задача заключается в том, чтобы сохранить как можно больше американских жизней, но я также сопереживаю японским женщинам и детям». Генри Уоллес, бывший министром торговли, записал в своем дневнике, что на совещании правительства, прошедшем 10 августа, Трумэн объявил о том, что отдал приказ о запрете новых атомных бомбардировок без своего личного разрешения: «Он сказал, что мысль об убийстве еще 100 тысяч человек слишком ужасна. Ему не по душе было убийство <…> “всех этих детей”». Леги тоже писал в своем дневнике, что, «по информации из Японии, город Хиросима был разрушен на 80 процентов и 100 тысяч человек были убиты»[363].

Читая письмо Трумэна Расселу, нетрудно заметить перемену, случившуюся с президентом после всего его ликования при известии о бомбардировке Хиросимы. Несмотря на все заверения о том, что целью атомных бомб были военные объекты, он знал, что их жертвами стали также «женщины и дети» и что продолжать бомбардировки было бы бесчеловечно. Трумэн читал отчеты, составленные по данным перехваченных японских шифровок, в которых говорилось, что при атомной бомбардировке Хиросимы погибли 100 тысяч человек[364]. Эта информация произвела на президента США отрезвляющий эффект. Отданное им распоряжение о прекращении дальнейших атомных бомбардировок без его четкого приказа стало первым случаем, когда он взял на себя личную ответственность за решения, связанные