Шрифт:
Закладка:
Следующая часть (с. 177 и далее) позволяет пролить свет на ранние представления отца о могуществе великих валар и его пределах. Так, показано, что Йаванна и Манвэ (которому эту мысль внушила Йаванна?) видят, что валар поступили дурно или, по крайней мере, не смогли выполнить все замыслы Илуватара («…мыслю я, что сие [время тьмы] не без воли Илуватара»): здесь ясно выражено представление об «эгоистичных», поглощенных собой богах, которые заняты лишь своими садами и творениями, предоставив «мир» самому себе. И понимание этого — одна из основных причин создания Солнца и Луны, которые должны освещать не только «благословленные королевства» (это выражение впервые появляется именно здесь, см. с. 182), но и темные земли. От всего этого в Сильмариллионе (с. 99) осталось лишь упоминание:
«То сделали валар, вспомнив в сумерках о тьме в землях Арды; и ныне решили они принести свет в Средиземье, дабы сей свет помешал Мэлькору творить злодеяния».
В раннем повествовании весьма интересно также «теологическое» рассуждение о том, что, вступив в Мир, валар будут связаны с ним (с. 182), ср. Сильмариллион, с. 20:
«Но поставил им Илуватар условие, или потребовала того их любовь, дабы сила их отныне была связана и ограничена Миром и пребывала там вечно, пока мир не исполнится, и чтобы стали они жизнью мира, а он — их жизнью».
В нашем рассказе это условие явственно выражено как физическое ограничение: кроме Манвэ, Варды и сопутствовавших им духов, странствовать над Вильной не может никто из валар, хотя они и могут двигаться с огромной скоростью в более низких слоях воздуха.
Из абзаца на с. 178, где сказано, что Улмо, несмотря на свою любовь к солосимпи и скорбь из-за резни, не гневался на нолдоли, ибо он «предвидел больше, нежели остальные боги и даже великий Манвэ», видно, что забота Улмо о судьбе изгнанных эльдар — играющая такую важную, хотя и загадочную роль в развитии повествования — присутствовала с самого начала; равно как и мысль Йаванны, выраженная в Сильмариллионе (с. 78):
«Даже для тех, чье могущество уступает лишь мощи Илуватара, есть нечто, что могут они создать однажды и только однажды. Свет Древ вызвала я к жизни, и в Эа я никогда боле не сотворю подобного».
Упоминание Йаванны о появлении Волшебного Солнца (за что вечером поднимают тосты в Домике Утраченной Игры, с. 17 и 65) намеренно выглядит здесь таинственным.
Позднейшие упоминания о том, как Лориэн и Вана тратили свет, без пользы изливая его на корни Древ, отсутствуют.
Что касается упоминаемых Линдо звезд (с. ~181–182~), то Морвиньон уже появлялся ранее, на с.~ 114~, где рассказывалось, что Варда обронила его, когда «с великой поспешностью возвращалась в Валинор», и что он горит «над западным краем мира»; о Морвиньоне (согласно словарю языка гномов и словарю квэнья это Арктур) в нашем сказании снова говорится, что он сияет, как ни странно, лишь на западном небе. Здесь также сказано, что, в то время как манир и сурули направляли некоторые звезды «причудливыми путями», другие звезды — включая Морвиньон и Ниэллуин — «пребывали там, где висели, и не двигались с места». Возможно ли это истолковать так, что в древних мифах эльфов рассказывается о времени, когда видимое постоянное движение всех небесных тел с востока на запад еще не началось? В мифологической космологии моего отца это движение так и не находит объяснения.
Ниэллуин («Лазурная Пчела») — это Сириус (в Сильмариллионе — Хэллуин), и эта звезда связана с легендой о Тэлимэктаре, сыне Тулкаса, хотя история о его превращении в созвездие Орион так и осталась нерассказанной (см. о Тэлумэхтаре-«Орионе» во Властелине Колец, Приложение Д, 1). Ниэллуин — это Ингиль, сын Ингвэ, который последовал за Тэлимэктаром «подобно огромной пчеле, несущей сияющий мед» (см. в Приложении статьи Ингиль и $telimektar*Тэлимэктар*).
Тому, что Солнце и Луна движутся с востока на запад (а не как-то иначе), здесь дается рациональное объяснение: они избегают юга из-за того, что там обитает Унгвэлиант. Этим, как кажется, Унгвэлиант придается большое значение, и отсюда следует, что у нее были обширные земли, подчиненные ее власти поглощать свет. Из сказания Воровство Мэлько и Затмение Валинора неясно, где находилось ее жилище. Сказано (с. 151), что Мэлько блуждал «по темным равнинам Эрумана, и на юге — дальше, чем кому-либо доводилось заходить, — он отыскал край глубочайшего мрака», где и обнаружил пещеру Унгвэлиант, и эта пещера под землей сообщалась с морем; и после уничтожения Древ Унгвэлиант «убирается на юг, через горы в свое жилище» (с. 154). По неопределенным линиям на маленькой карте (с. 81) невозможно судить, каковы были в то время очертания южных земель и морей.
По сравнению с завершающей частью нашего сказания, касающейся последнего плода Лаурэлин и последнего цветка Сильпиона, того, как из них сотворили Солнце и Луну и как их отправили в странствие (с. ~183–195~), Глава XI Сильмариллиона (составленная из двух версий, не слишком отличающихся друг от друга) чрезвычайно коротка. Несмотря на многие несовпадения, позднейшие версии выглядят местами почти как краткий пересказ раннего повествования, но часто трудно понять, обязаны ли мы сокращением ощущению отца (в котором он отдавал себе отчет, см. с. 174), что описания затянуты и занимают слишком большое место в общей структуре, или описания были укорочены из-за того, что в них содержались некоторые детали, впоследствии отвергнутые, или же для того, чтобы уменьшить крайнюю «вещественность» образов. Здесь ощущается даже некоторое упоение веществами, наделенными волшебными свойствами: золотом, серебром, хрусталем, стеклом и, более всего, — светом, мыслимым как текучее вещество, как роса или мед, как влага, в которой можно купаться и которую можно набирать в сосуды; этот момент почти полностью исчез из Сильмариллиона (и хотя, конечно, представление о свете как о жидкости — которая капает или льется, которую можно хранить и которую выпивает Унголиант — осталось существенным в концепции Древ, это представление в поздних версиях становится не столь осязаемым, а
