Поистине, предивен тогда Корабль Луны, и по Земле струятся отсветы и глубокие стремительные тени, а сияющие сны парят над миром на прохладных крылах, но к радости Лориэна примешана скорбь, ибо остались на его цветке следы падения и пребудут там вечно; и всем ясно видны они.

— Но[прим.19] забежал я вперед, — молвил Линдо. — Ибо только поведал я о том, как построен серебряный корабль и как Илинсор впервые вступил на его борт — и вот боги вздымают сие судно по крутым склонам древней Таниквэтиль, распевая песни народа Лориэна, коих столь долго не слышал Валинор. На это ушло у них больше времени, нежели на подъем Ладьи Утра, и все усердно налегали на веревки, пока не явился Оромэ и не впряг табун диких белых коней — и тогда возносится судно на самый верх горы.

И вот, издали видно, как золотая солнечная ладья пролагает свой путь с востока, и валар дивятся на сверкающие пики далеких гор, на острова, что горят зеленью среди морей, прежде темных. Тогда воскликнул Оссэ:

— Взгляни, о Манвэ, ведь море сине — почти как Ильвэ, что столь любишь ты!

Ответствовал Манвэ:

— Но не Ильвэ завидуем мы, ибо море не только синее, но и серое, и зеленое, и пурпурное, да еще и дивно расцвечено пенной белизной. Ни нефриту, ни аметисту, ни порфиру, усыпанному алмазами и жемчугом, не сравниться с водами великих и малых морей, залитых Солнцем.

Молвив сие, послал Манвэ сына своего Фионвэ, что мог мчаться быстрее всех по небосклону, передать Урвэнди, дабы барка Солнца воротилась на время в Валинор, ибо хотят боги говорить с нею. И Фионвэ поспешил с величайшей готовностью, ибо давно разгорелась в нем страстная любовь к сей светлой деве, и нынешняя ее краса, краса омытой огнем сиятельной владычицы Солнца, воспламенила его пылом богов. И было так, что, хотя и без охоты, привела Урвэнди свою ладью к Валинору, Оромэ зацепил ее золотой петлей, и судно медленно опустили на Землю. И вот, леса Таниквэтиль вновь засияли в смешении злата и сребра, что напомнило всем о былом смешении света Древ. Но Ильсалунтэ бледнел рядом с ладьей Солнца, пока, казалось, вовсе не померк. Так пришел к концу первый день в мире, что был весьма долог и полон многими чудесными деяниями, о которых может поведать Гильфанон. Пока опускали Ладью Солнца, пока догорала заря над горами и гасло мерцание морей, боги взирали, как вечер сгущается над миром. Тогда предначальная тьма вновь выползла из своих укромных логовищ, но взор Варды ласкали негасимым светом звезды.

Сари опустили далеко на равнине, и, когда она села, Ильсалунтэ вознесли над самой вершиной, дабы его белое свечение осияло бескрайний мир, и так началась первая ночь. Поистине, нет ныне тьмы в пределах мира, но лишь ночь, и ночь есть не тьма, а нечто иное из-за света Розы Сильпиона.

До краев наполняет Аулэ белым сиянием судно того цветка, и множество белокрылых сурули, плавно воспаряя, медленно подымают его и водворяют среди звездных сонмов. И там неторопливо плывет оно, бледно — великолепное, а Илинсор со товарищи, воссев по краям, мерцающими веслами смело движут его по небосводу. И Манвэ подул и наполнил его ветрила, пока его не унесло далеко прочь, и удары незримых весел по ночным ветрам ослабели и отдалились.

Так впервые взошла над Таниквэтиль Луна, и Лориэн возрадовался, но Илинсор ревновал к первенству Солнца и повелел звездным мореходам уходить с его пути, а собранным в созвездия светильникам — уступать ему дорогу, но многие не пожелали, и часто он плывет, преследуя их, а малые кораблики Варды бегут перед охотником небесной тверди, не пойманы.

— И сие, мнится мне, — молвил Линдо, — все, что могу я поведать о создании тех чудесных кораблей и начале их странствий по воздуху[прим.20].

— Но нет, конечно, это не так, — воспротивился Эриол, — ибо в начале рассказа, как помнится мне, обещал ты поведать о нынешних путях Солнца и Луны и о том, как взошли они на востоке, и уж я — то, с позволения всех присутствующих, не собираюсь освобождать тебя от данного тобою слова.

Тогда промолвил Линдо, смеясь:

— Не припомню такого обещания, и если дал я его, то поистине в спешке, ибо то, о чем просишь ты, вовсе нелегко поведать, и многое касательно деяний тех дней Валинора скрыто от всех, кроме только валар. Ныне, однако, желаю я слушать, и, может статься, ты, о Вайрэ, примешь на себя тяжесть рассказа?

Услышав сии слова, все возрадовались, а дети захлопали в ладоши, ибо душевно любили они, когда повествовала Вайрэ. Вайрэ же промолвила:

— Внемлите, поведаю я старинные предания, и первое из них — Сокрытие Валинора.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. В рукописи здесь Гильфан а-Давробэль, но в ранней отвергнутой версии абзаца дается Гильфанон а-Давробэль, откуда можно заключить, что Гильфан было написано ненамеренно.

2. См. с. ~24–25~ о соответствии Тавробэлю деревни Грейт- Хэйвуд, Стаффордшир. У Грейт-Хэйвуд река Соу вливается в Трент.

3. В отвергнутой версии «интерлюдии» история Гильфанона рассказана иначе:

«Был он илькорин и многие века тому назад жил в Хисиломэ», «он приплыл на Тол Эрэссэа после великого похода [т. е., «похода Инвэ в мир», великого путешествия из Кора, см. с. 26], ибо сделался он побратимом нолдоли». Это первое появление этнонима илькорин, которым называются эльфы, которые «не из Кора» (ср. с более поздним уманьяр, эльфы, что «не из Амана»). Артанор — это раннее название Дориата.

4. Гном Гильфанон назван здесь старейшим из фэери; см. с. 51.

5. Мне ничего не известно о «Доме Сотни Дымоходов» возле Тавробэльского моста, но я никогда не был в Грейт-Хэвуд, и, может быть, там был (или все еще есть) дом, породивший это название.

6. Отвергнутый вариант «интерлюдии» имел совершенно иной конец:

«Тогда ответствовал Линдо Эриолу:

— Знай же, что Гильфанон может многое поведать тебе об этом, но прежде всего надлежит тебе услышать о том, что свершилось в Валиноре, когда Мэлько убил Древа, а гномы ушли во тьму. Сие долгое повествование весьма достойно внимания.

Ибо Линдо любил рассказывать сии предания и часто изыскивал случай сызнова поведать их; но Гильфанон изрек:

— Говори же, мой Линдо, но мнится мне, что предание не будет закончено ни в эту ночь,