Шрифт:
Закладка:
Доктор Эббот: Что происходит потом?
Сидло: Я начинаю плакать.
Доктор Эббот: Откуда взялся тот человек?
Сидло: Не знаю.
Доктор Эббот: А люди, лежавшие в траве, кто они?
Сидло: Не знаю. И никогда не знал.
Доктор Эббот: А миссис Уиткомб, она знала?
Сидло: Да.
Доктор Эббот: Но ничего не рассказала вам?
Сидло: Не сразу. Но потом она мне сказала. Сказала, кто это был – по ее мнению.
Доктор Эббот: И кто же?
Сидло: Сами знаете. Ее семья, ее отец. И Она. Госпожа Полудня. Та, что забрала ее сына, ее Хайатта. Та, с поля.
Доктор Эббот: С поля, где умер отец Гизеллы Вробль.
Сидло: Да, с этого поля и с любого другого. Она может явиться везде, хотя бы раз в день – так говорила миссис Уиткомб. Между минутой и часом, на самом разгаре полудня. (Пауза) Айрис призналась, что это воспоминание ее измучило, поэтому я, как и обещал, вытащил его из ее головы. Она была счастлива, и я тоже был счастлив – ведь мне удалось помочь самой лучшей женщине на свете. Самой прекрасной из всех женщин, которых я когда-либо знал. Я думал, все закончилось благополучно, но…
Доктор Эббот: Но?
Сидло: Она исчезла. Полагаю, вам известна эта история.
Доктор Эббот: Да, мы пытались провести свое собственное расследование, но оно оказалось безрезультатным. Вы были в Кварри Аржент, когда это произошло. Что вы думали по этому поводу? Ожидали, что ее вскоре найдут?
Сидло (тихо): Нет. Я знал, что этого не будет.
Доктор Эббот: Почему?
Сидло: Потому что я понимал, что случилось. О, не точную механику, конечно, но… Все закончилось бы благополучнее, не будь у нее неодолимого желания коснуться языком электрической розетки, разбередить рану. Воспоминание отпечаталось на пленке, которую она могла похоронить, сжечь, уничтожить. Но Айрис не могла принять это на веру. Ей нужно было увидеть своими глазами.
Доктор Эббот: Увидеть… что?
Сидло: Увидеть то, что запечатлелось на пленке. Узнать, есть ли там хоть что-то. Убедиться, что у меня все получилось.
– У меня было достаточно времени, чтобы подумать, – произнес Сидло. – И я пришел к выводу, что она… миссис Уиткомб… солгала мне. Возможно, из самых лучших побуждений. Но так или иначе, наши отношения были пронизаны ложью. Скажи она мне правду, возможно, это изменило бы все.
Или не изменило бы ничего, мысленно возразила я. Но поскольку мне отчаянно хотелось услышать продолжение его рассказа, вслух я произнесла совсем другое:
– Но о чем она лгала? И почему?
– Ответ на второй вопрос очень прост – полагаю, она не хотела меня пугать. Что касается… – Голос старика прервался на несколько мгновений. – Теперь я понимаю, что она устала. Устала ждать нового появления Госпожи. Устала умолять Ее о снисхождении, надеясь узнать об участи, постигшей Хайатта. Думаю, все свои картины и фильмы она считала дарами, жертвенными подношениями… Точно так же, как рисунки Хайатта. При помощи этих даров она надеялась умилостивить Госпожу. Но когда надежды оказались тщетными… – Сидло повернул руку ладонью вверх, – Айрис решила избрать иную тактику. Не умиротворять, но перехитрить. Проскользнуть в открытую дверь и застать Ее врасплох в самый важный момент. В момент, когда Она оживает.
– В поле, – подсказала Сафи.
– В каждом поле, в каждой рассказанной истории, в каждом сне. Госпожа Полудня, мягко говоря, не похожа на нас с вами, мисс. Кэтрин-Мэри дес Эссентис верила, что некие сущности живут за пределами времени, доступного нашему восприятию. Призраки, ангелы, демоны. Боги.
Я медленно кивнула.
– Значит, когда вы создали для миссис Уиткомб эту пленку… Вы дали ей в руки ключ, открывающий дверь туда, куда ей так хотелось попасть…
– Туда. К Ней.
Несколько мгновений мы все молчали, пытаясь осознать эту мысль.
– Увы, – нарушил тишину Саймон, – похоже, для миссис Уиткомб это закончилось печально.
Сидло молча покачал головой.
– Причин для неудачи могло быть много, – сказала Сафи. – Может, она задавала не те вопросы. Может, не приняла мер предосторожности.
– А какие тут могли быть меры предосторожности? – пожал плечами Саймон. – Она что, должна была захватить с собой священника? Или бутылку со святой водой, чтобы окропить эту самую… Госпожу. – Неожиданно он смолк и обвел вокруг себя растерянным и сердитым взглядом. – От подобных разговоров нет никакого толку, – процедил он. – Не знаю, на что вы обе рассчитывали. Но в любом случае вряд ли ваши надежды оправдаются.
Я вскинула руки, заставляя его замолчать, словно передо мной был Кларк.
– Дай мне подумать, Саймон, – взмолилась я, чувствуя, как мысли лихорадочно мечутся в мозгу. – Черт, но как же … Дай мне подумать.
– Мисс Кернс… – подала голос Сафи.
– Ради бога, заткнись! – рявкнула я. – Мне нужно…
Именно в тот момент меня осенила идея, настолько глупая, настолько самоуверенная и безрассудная, что она могла прийти в голову только человеку, не спавшему всю ночь и достигшему крайних пределов усталости. Человеку, над которым нависла угроза потери – всего, что у него было, и всего, что могло быть. Казалось, у меня снесло крышу и луч мощного прожектора, осветив мой мозг, выявил все, что там скрывалось.
Так Гефест расколол череп Зевса, и оттуда вышла Афина в блестящих доспехах, сверкающая, как второе солнце.
Сделать невозможное возможным. Единственный оставшийся выход.
Даже тогда я понимала, что не могу выпалить то, что пришло мне в голову, в присутствии Саймона. Надо было подготовить почву, а главное, удалить его из комнаты.
Удивительно, как в подобные критические моменты замедляется время. Или, может, это мы ускоряемся и все нейроны работают одновременно.
– Сафи, пленка у вас с собой? – спросила я. – Где она, в машине?
Глаза Сафи слегка расширились, словно она никак ее ожидала подобного вопроса.
– Да, да, конечно, пленка в машине. Целая катушка Супер 16, которую дала мне Сорайя. У меня в машине вообще целый склад – каждый день говорю себе, что надо выбросить все ненужное, но руки не доходят. – Сафи слегка пожала плечами. – Как выяснилось, у меня имеется даже катушка пленки, покрытой нитратом серебра.
– Что, правда? – вскинул бровь Саймон.
– Мне нравится старая техника, сама не знаю почему, – вновь пожала плечами Сафи.
– Вы бы не могли принести пленку и камеру? Я имею в виду, цифровую. – Сафи нахмурилась, и я добавила, стараясь придать своему голосу непринужденность: – Саймон, может, ты поможешь Сафи?
Саймон открыл было рот, но ничего не
