Шрифт:
Закладка:
К концу рассматриваемого нами чтения деяний собора Ефесского, когда виновность собора этого являлась делом несомненным, когда упорство и преступность׳ действий Диоскора также открылись во всей ясности, многие из епископов Халкидонского собора, которые в начале подозрительно смотрели на сторону православных и которые занимали правое отделение соборного зала вместе с Диоскором, увидели ясно, насколько справедливо было дело Флавиана, Евсевия и других епископов, потерпевших от собора Ефесского, и насколько напротив преступен был собор этот, — и потому мы встречаем отрадное явление: епископы палестинские (все) и епископы иллирийские (все) к концу первого заседания покидают сообщество Диоскора, переходят с правой стороны зала на левую, где заседали приверженцы православия. С этим водворилось единодушие в среде собора Халкидонского. С Диоскором остались не разлучными лишь несколько епископов египетских и только (Деян. III, 234 — 5. 237).
Когда Халкидонский собор с одной стороны решительно убедился в злоупотреблениях собора разбойничьего, с другой — пришел к единению своих членов, преступлено было к произнесению приговора над Ефесским собором, деяния которого были предметом исследования. Произнесено было осуждение над ним, но так, что большинство лиц, составлявших его, не было лишено епископского сана (Деян. III, 492 сл. 659). Приговор этот встречен был отцами халкидонскими с ликованием; они восклицали: «это правдивый суд! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный помилуй нас! Нечестивый всегда бегает! Это справедливый приговор! За мучеников? отмстит Бог» (Деян. III, 493)! Первое заседание собора кончилось глубокою ночью, при зажженных уже свечах (Деян. III, 458. 554).
Вскоре затем, именно в заседании собора Халкидонского 13 октября, приступили к более подробному и обстоятельному суду над самим Диоскором[259]. Первое рассмотренное нами заседание собора имело своею целью не суд над Диоскором, а лишь исследование, насколько законны или незаконны были действия собора Ефесского 449 года. Если бы Диоскор подобно другим епископам, принимавшим участие в соборе разбойничьем, смиренно исповедал свою вину пред отцами халкидонскими, нет сомнения — он получил бы от милосердия отцев прощение, как получили его другие участники того же собора Ефесского; но Диоскор пребывал упорен, почти презрительно относился к собору Халкидонскому, и потому его поведение заслуживало особливого суда. Кроме этого, Диоскор, нисколько не скрываясь, прямо и решительно заявлял пред сонмом отцев халкидонских о своем монофизитском учении. В заседании 8 октября, Диоскор в горделивом самодовольстве от своего еретического учения говорил: «Я имею свидетельство святых отцев, Афанасия, Григория (Богослова), и во многих местах Кирилла Александрийского, что не должно признавать двух естеств после соединения, но одно воплотившееся естество Слова. Я должен быть извержен вместе с отцами. Я защищаю догматы отцов, ни в чем не отступаю от них. Свидетельство их не просто, не как-нибудь, а в книгах имею». При другом случае Диоскор заявлял: «вот я утверждаю это: после соединения нет двух естеств» (Деян. III, 237– 245). Мог ли собор щадить такого нераскаянного еретика? Суд над Диоскором был необходим еще потому, что Евсевий Дорилейский, в качестве лица потерпевшего от этого архиепископа, вошел с нарочитым прошением на собор, которым требовал законного разбирательства действий Диоскора в отношении к нему, Евсевию. Евсевий 13 октября вошел на собор с жалобой на Диоскора, в которой говорилось: «при производстве следствия, т. е. на первом заседании собора, мы, как известно, уличили Диоскора в том, что он не позволил мне прийти на собор, бывший в городе Ефесе и представить свои доказательства (против Евтихия), равно как не позволил воспользоваться вовремя своими доказательствами и св. Флавиану, бывшему архиепископу Константинопольскому, в защиту которого мы и составили эту просьбу, и что кроме того, он учинил всякую неправду в отношении к благочестию и к священным канонам. Прошу и припадаю к св. собору подвергнуть Диоскора наказаниям, чтобы в продолжение остальной жизни он служил примером для вразумления всех, которые бы вздумали поступать подобно ему» (Деян. III, 556–557). При этом словесно Евсевий заявил: «прошу вызвать соперника моего ко мне на лицо» (Деян. III, 558). Просьба Евсевия принята была собором. Наконец присоединились еще обстоятельства, которые с своей стороны неизбежно требовали суда над Диоскором. Подана была целая масса просьб на Диоскора клириками и даже одним мирянином из церкви Александрийской, которою управлял Диоскор. Эти новые жалобы дают богатый материал для характеристики этого архиепископа. Передадим главнейшие черты, которыми обрисовывается нравственный облик Диоскора в указанных прошениях. Прежде других истцов вошел на собор с жалобой на Диоскора Феодор, диакон Александрийский. «Диоскор, говорил истец в прошении, без всякого обвинения исключил меня из клира, угрожая изгнать меня даже из Александрии не за что-либо другое, как только за то, что я удостоился близости и благосклонности св. Кирилла. Его целью было изгонять из города и даже лишать жизни не только родственников Кирилла, но и близких к нему. Это человек, не чуждый убийств, не опасавшийся ни рубить чужие леса, ни производить пожары; ни разрушат дома. Словом, говорил истец, он не святейший, а лютейший. Все это я готов доказать», замечал он (Деян. III, 571–5). Другой истец, Исхирион, тоже диакон Александрийский, в своем прошении к собору говорил о Диоскоре следующее: «никто не избежал жестокости и бесчеловечия Диоскора. У одних опустошены имения вырубкой леса, у других разрушены жилища; иные сосланы в ссылку; иные разорены штрафом». Затем истец указывает частные примеры из деяний Диоскоровых. «Вот что он сделал с пшеницей, которую император прислал для церквей Ливии — так как эта страна бедна и неурожайна: — эту пшеницу следовало раздать по назначению, чтобы из неё, во-первых, приносима была бескровная жертва, а во-вторых странники и бедняки получали пропитание; между
