Шрифт:
Закладка:
Казалось бы, это послужило основанием для продолжения American relief, но на Хаскелла больше произвел впечатление другой набор соображений. Он сообщил Гуверу, что ситуация АРА станет невыносимой в постфаминной России, особенно если она продолжит сокращенную программу. Хаскелл предсказал, что продление миссии втянет американцев в «постоянную борьбу за сохранение контроля». Он также был убежден, что после сбора урожая правительство посредством налогообложения вывезет из сельской местности количество продовольствия, примерно эквивалентное количеству продовольствия, завезенному АРА.
Хаскелл посоветовал Гуверу, что было бы невозможно уйти в середине зимы, когда возникла бы нехватка продовольствия, и поэтому выбор был между уходом после сбора урожая или продолжением до следующего. Учитывая все это, и особенно в свете «отличного» урожая на полях и того факта, что любые случаи местного голода зимой были бы напрямую связаны с неэффективной советской администрацией, Хаскелл рекомендовал прекратить сбор урожая. Это, добавил он, было единогласным решением руководителей, собравшихся в Москве. График, приложенный к его отчету, был близок к тому, чтобы подорвать содержащуюся в нем собственную рекомендацию: прекращение всех мероприятий по оказанию помощи к 15 октября, затем шесть недель на ликвидацию, а затем окончательный вывод войск к 1 декабря.
В любом случае, шизофреническая телеграмма не могла решить проблему, и Хаскелл, Рикард, Браун и Хертер уехали из Москвы в Нью-Йорк, где к ним позже присоединился Гудрич. Тем временем другие иностранные, особенно американские, благотворительные организации объявляли о своих намерениях остаться в России еще на год, что усилило ожидание предстоящего решения Гувера, поскольку считалось, что полный вывод АРА особенно затруднит для этих агентств успешное проведение призывов по сбору средств. Сотрудникам в Москве и Нью-Йорке было рекомендовано хранить молчание до тех пор, пока вопрос не будет решен на совещании с Шефом.
Гудрич, будучи в некотором роде свободным агентом и привыкнув быть в центре внимания, не так-то легко сдерживался, и это грозило перерасти в проблему. Рикард и Браун заранее телеграфировали из Лондона в Нью-Йорк, сообщив, что губернатор делает публичные заявления, слишком оптимистичные по поводу восстановления России, что может поставить в неловкое положение АРА, в зависимости от ее окончательного решения. После московской конференции Гудрич отправился в Казань, чтобы осмотреться. В отчете Хатчинсона было подсчитано, что регион соберет урожай, достаточный для того, чтобы продержаться, по самым оптимистичным прогнозам, десять с половиной месяцев. Татарские власти сообщили Гудричу, что еды в округе хватит на восемь месяцев. Но оптимизму губернатора не было предела: «Мое собственное мнение после поездки по худшему кантону в республике таково, что они соберут достаточно денег, чтобы продержаться весь год, и у них будет фактический профицит».
После дальнейшей поездки в Самару он покинул Россию и направился в Вашингтон, где 15 июля опубликовал заявление, в котором, в частности, говорилось: «Если имеющееся зерно и предстоящий урожай будут распределены должным образом, то этой зимой в России не будет голода».
Как Гудрич, должно быть, уже понял, в России условная фраза «при правильном распределении» оставляла достаточно места для опустошительного голода. Немногие работники по оказанию помощи на местах были настроены столь оптимистично. Чайлдс, например, не был готов объявить об окончании голода в Казани; возможно, в Татарской Республике, самой большой территории округа, но «мы только начали изучать поверхность этого в Перми и Забайкалье». Он беспокоился, что предстоящей зимой условия в Казани будут такими же плохими, как и в прошлом году. Барринджер, базирующийся в Екатеринославе, сообщает, что американцы там «со странными эмоциями прочитали заявления правительства. Гудрич о том, что голод закончился и на Украине все хорошо», когда на самом деле запасов продовольствия в Екатеринославе было недостаточно, чтобы продержаться после декабря.
Гудрич прибыл в Нью-Йорк вовремя, чтобы присутствовать на внеочередном заседании исполнительного комитета и должностных лиц АРА, которое Гувер созвал 30 июля с целью принятия решения о будущем российской миссии. В книге Фишера нет ни малейшего намека на это, но фактически вплоть до последнего момента Гувер искал политически приемлемый способ свернуть операции на жатве. За два дня до конференции он написал Хьюзу письмо в развитие их недавнего разговора относительно предложения Гувера американскому Красному Кресту взять на себя ответственность за проведение всей дальнейшей «благотворительной деятельности» в России. Такая передача полномочий имела смысл. «Американская администрация помощи во всем ее зарождении, характере ее организации и персонала — это организация, борющаяся с голодом. Великий голод в России закончился с нынешним урожаем».
Верно, Гувер допускал, что российское подразделение выполняло значительную программу медицинской помощи, но медицинская и санитарная работа была чужда АРА; типичная миссия Красного Креста гораздо лучше подошла бы для проведения крупномасштабной операции, необходимой для борьбы с инфекционными заболеваниями. Красный Крест мог бы также организовать дополнительную программу по обеспечению продовольствием многих тысяч детей-беспризорников, переживших голод. Более того, у него была организационная сеть по всей территории Соединенных Штатов, способная в любое время провести специальный призыв о выделении средств. Это помогло бы уберечь американцев от преследования благотворительных организаций «коммунистического вдохновения».
Такая договоренность была бы не только разумной, но и справедливой: «Американская администрация помощи, являющаяся добровольческим органом, выросшим после войны, состоящим из профессионалов и бизнесменов, которые отдали много лет добровольной службе, имеет право сейчас сложить свое бремя, имея дело в то или иное время с более чем двумястами миллионами людей».
Предложенное решение Красного Креста, какими бы ни были его реальные обещания, было аннулировано два дня спустя решением Нью-Йоркской конференции обязать АРА оставаться в России по сокращенной программе до сбора урожая 1923 года. Поскольку нет протокола обсуждения, невозможно с уверенностью сказать, что именно убедило Гувера сделать выбор в пользу продолжения. В объявлении, опубликованном в конце сессии 30 июля, говорилось о необходимости оказания медицинской помощи для борьбы с болезнями и дальнейшего пополнения запасов продовольствия для беспризорников и городских детей в целом, а также подчеркивалась важность продолжения программы денежных переводов продуктов питания как способа защиты будущего российской культуры. Эти соображения сами по себе оправдали бы продление миссии, но в заявлении указаны еще два негативных стимула: «Если АРА отставка вызвала бы сильный шок от заброшенности и потери высокой оценки американских идеалов, которая воспитывалась в российском народе в течение последнего года, и открыла бы поле для добычи нечестных, неопытных и пропагандистских организаций, призывающих американскую общественность к выделению средств на помощь».
Таким образом, не было и намека на то, что, возможно, было самым решающим фактором, стоящим за решением оставить АРА на поле, которое имело отношение к мнению на внутреннем фронте. Учитывая все разговоры, не говоря уже о реальной возможности возобновления массового голода предстоящей зимой,
