случае просили муку. Дороги рядом с мельницей были забиты людьми, повозками и лошадьми, которые были истощены и, казалось, шли с большим трудом. Большинство получателей были русскими, но были также татары, калмыки и мордва. Ввиду общего волнения и недостаточной подготовленности Вульф был удивлен скоростью и точностью проведенной операции.

Он был одним из многих работников гуманитарной помощи, отметивших неожиданное ощущение спокойствия и порядка, которое сопровождало раздачу кукурузы. Это было совсем не похоже на сцены яростного хаоса, которые они представляли себе в предыдущие месяцы. Замечание Фишера по этому поводу было также тонким комментарием к политической культуре России старого и нового режимов: «Когда помощь действительно пришла, в великой решающей борьбе с голодом была большая степень сотрудничества, единства в общем деле, чем знали российские города за многие годы; возможно, большая, чем они когда-либо знали. Под руководством политически незаинтересованных иностранцев люди всех классов могли присоединиться и присоединились к выполнению в высшей степени трудной задачи».

Вулф отметил, что с каждым мешком муки обращались с предельной осторожностью, «как мать обращается с младенцем». Или, выражаясь менее мягко, «Ни один скряга никогда не берег свое золото с большей заботой, чем эти изголодавшиеся крестьяне берегли свою муку». Там, где не хватало лошадей, зерно перевозили на костлявых плечах мужчин, женщин и детей. Так было в деревне Якушский, где все лошади были съедены. При известии о появлении кукурузы каждый сельский житель, способный пройти пешком десять миль до города — от маленьких детей до стариков — пришел в движение. Добравшись до места назначения и нагрузившись мукой, они повернулись, чтобы идти домой. «Рассматривая этот подвиг, следует иметь в виду, что эти люди голодали в течение нескольких месяцев. Они физически неполноценны, и для людей в их состоянии это достижение можно охарактеризовать только как замечательное».

Вулф, как и большинство работников по оказанию помощи пострадавшим от голода, с готовностью согласился бы с оценкой Фишера о том, что «Доставка зерна в деревни — это в основном рассказ о мужестве крестьян. Те крестьянские качества, которые в прошлом делали российские армии сильными в сражениях, возродились и под руководством американцев и местных жителей принесли победу в таких грозных условиях, как война». У ветеранов АРА будет возможность поразмыслить о стойкости поволжских крестьян два десятилетия спустя, во время Сталинградской битвы.

Председатель местного продовольственного комитета Ново-Майны нанес визит Вулфу в Мелекесе и сообщил ему, что американская кукуруза спасла жизни пятнадцати тысяч жителей его волости. «Когда в поле зрения деревни показались повозки, все люди, способные ходить, потащились за остальными. Люди опустились на колени, перекрестились и поблагодарили Бога и Америку за это избавление из могилы. По его словам, многие люди плакали». Перед уходом он попросил у Вулфа лист бумаги, на котором тот написал краткую дань уважения, которая позже была переведена на английский:

АМЕРИКАНСКОМУ НАРОДУ

Великая Земля, Великие Люди,

Приветствую вас с края могилы;

Только в тебе мы нашли нашего Спасителя,

И на краю могилы ты спас нас.

E.V.D.

Символизм избавления был усилен тем фактом, что во многих городах и деревнях раздача зерна сопровождалась звоном церковных колоколов в честь празднования Пасхи. Клэпп, например, писал из Уральска: «Люди всегда будут связывать звон пасхальных колоколов с желтой американской кукурузой, которая появилась в тот сезон 1922 года и спасла им жизнь».

Русские так культурно устроены, что даже без совпадения с Пасхой они, скорее всего, восприняли бы свое спасение как деяние Божье. В отчете российского инспектора АРА в Пензе описывается растущее напряжение среди голодающих крестьян, ожидающих спасения, достигающее апогея: «Но затем наступил долгожданный день, 27 апреля, и прибыли пять вагонов с зерном; но здесь не было лихорадочного восторга, а только единый молитвенный экстаз: те, кто, подобно скелетам, стоящим на краю могилы, возносили молитвы, крестились и говорили: Хвала Господу, пришло избавление от голодной смерти для нас и наших детей».

Многие, очень многие другие, однако, держали подобные мысли при себе, если это действительно были их мысли. Когда отдел коммуникаций в Москве потребовал от сотрудников на местах убедительных рекламных материалов о раздаче кукурузы, не все смогли с готовностью согласиться. Из Оренбурга Коулман написал, явно имея в виду киргизов: «Это самый флегматичный, стойкий и недемонстративный клан, который я когда-либо встречал». В Уфе, по словам Келли, кукуруза была разбросана таким тонким слоем на огромной площади, что местные выражения благодарности были относительно сдержанными.

В «Истории района Казан АРА» говорится, что «Никто, кому было разрешено наблюдать за первой раздачей кукурузы в деревне, охваченной голодом, скорее всего, не забудет это зрелище, какой бы долгой жизнью он ни был благословлен». Тем не менее, автор отмечает, что в целом получатели помощи проявляли заметно мало внешних эмоций. «Очевидно, голод после определенного периода милосердно ослабляет нервы человека».

Казанский округ на тот момент занимал территорию размером со штат Огайо, с населением до 3,5 миллионов человек, из которых более 350 000 получали кукурузу. Учитывая, что эта значительная территория находилась под управлением всего шести американцев, которые могли быть свидетелями поставки лишь небольшого процента кукурузы, должно быть, произошло много эмоциональных эпизодов, невидимых американским глазам. Хотя, возможно, их не так много. Участковый врач Уильям Дир находился в маленькой деревне Норкеевской волости, когда прибыла первая кукуруза. К его удивлению, событие не вызвало особого ажиотажа.

Эти люди вынесли так много, что их эмоции давно исчерпаны. Вопреки распространенному представлению, о появлении кукурузы не возвещал звон церковных колоколов, а она медленно ползла по деревне, запряженная усталыми лошадьми, управляемыми серьезными мужчинами. Когда я сообщил группе водителей и кладовщиков, собравшихся вокруг волостного склада, что должны прибыть другие грузы и что им будет гарантирована постоянная охрана, они восприняли новость с апатией и, казалось, восприняли это как должное.

В деревне соседней волости он замечает в толпе плачущую женщину, «живой скелет, желтый и истощенный». Он узнает, что она — единственный выживший член семьи из пяти человек, все они погибли от голода. Она плачет, сжимая свой двадцатидневный паек кукурузы. «Это замечательное проявление эмоций у человека, так далеко зашедшего в сторону долины теней, было действительно необычным».

Его странствия в конце в одном эпическом предложении Dear размышляет о грандиозности российского начинания:

Проехав по волостям одного из этих кантонов, пожив в деревне и поговорив с людьми, чьи надежды на жизнь строились на возможности получения американской кукурузы, невозможно удержаться от мысли об огромной административной и физической цепочке, которая выстраивалась звено за звеном на протяжении тысяч миль от американских элеваторов на Среднем Западе, где кукуруза использовалась в качестве топлива, к побережью через Атлантику, в порты Черного и Балтийского морей, а оттуда тянулась на поврежденных