из АРА, ранних советологов-любителей. Они почувствовали, что несколько просвещенных Боло, таких как Каменев, могут достаточно хорошо видеть общую картину и понимать, что нужно сделать, но что основная масса меньших светил, в большинстве своем твердолобых, таких как Эйдук, которые, в конце концов, были против даже принятия подарка в виде американской кукурузы, стояли на пути хороших отношений и разумной эффективности. Профессора Кулиджа больше не было в Москве, чтобы напомнить своим коллегам о весомости российских традиций в этих вопросах.

Встреча с Каменевым привела к конференции 12 апреля между АРА и железнодорожными властями, и это означало, что самое главное, с Феликсом Дзержинским, народным комиссаром транспорта, хотя гораздо более известным как глава-основатель ВЧК. Каменев и Эйдук также присутствовали на этом собрании, которое в отчете АРА описывается как «три часа борьбы». Дзержинский начал с того, что объяснил изъятие кукурузы недопониманием между ним и Эйдуком. Хаскелл принял это объяснение, и это позволило сторонам продолжить обсуждение насущной проблемы с затрудненными поездами кукурузы.

К этому моменту в Балашове скопилось 56 поездов, которые эвакуировались со скоростью два в день, столько же, сколько прибывало ежедневно. Новые поезда, груженные зерном и продуктами для детского питания, были в пути из портов, и у советского правительства в пути находилось около 330 поездов с семенами. Дзержинский утверждал, что единственным решением было поместить часть кукурузы на хранение и эвакуировать порожние вагоны, и Хаскелл согласился с этим, разрешив выгрузку 1100 вагонов кукурузы — 500 в Козлове, где 400 уже были выгружены вопреки тщетному протесту Даррага, и 600 в Балашове — на склады, находящиеся под наблюдением американцев, при том понимании, что порожние вагоны, необходимые для перевозки этой кукурузы, будут предоставлены 15 мая или ранее.

Дзержинский заключил железное соглашение о предоставлении 160 порожних вагонов в день в порты — гораздо более скромное, чем уже сокращенное обещание Красина в 250, — и АРА рассчитывала, что автор Красного террора сдержит свое слово. Действительно, в течение двух недель поезда двигались, в портах появлялись пустые контейнеры, и Хаскелл смог уведомить Гувера о том, что транспортный кризис миновал, и рекомендовать возобновить поставки продовольствия из Соединенных Штатов. Только после сбора урожая железные дороги действительно смогли бы наверстать упущенное и удовлетворить потребности АРА в портах, но ситуация изменилась.

Железнодорожный кризис был самым большим препятствием, которое необходимо было преодолеть, чтобы доставить продовольствие и семена бенефициарам, но на этом пути были и другие препятствия. Как только поезда с зерном прибывали по железной дороге в конечные пункты назначения, их содержимое должно было быть доставлено с железнодорожных станций в деревни. Большая часть кукурузы была навалом и должна была быть расфасована — и в большинстве случаев была перемолота — перед распределением, за поставку мешков отвечало АРА. Представители деревень и продовольственных комитетов должны были организовать необходимые транспортные средства, которые в основном подразумевали телеги или сани и тягловых животных.

Тогда речь шла о преодолении дорог, которые были редкими и примитивными. Фишер, имевший в те времена некоторый опыт работы в российской глубинке, отмечает, что из-за сочетания характера почвы, суровости климата и материалов, использованных при их строительстве, дороги центральной России едва ли заслуживали этого названия.

Большинство из них представляют собой пыльные зигзагообразные маршруты, петляющие по степи, без каких-либо признаков дороги, кроме начала и конца. В некоторых частях страны есть военные дороги, «шоссеи», которые вымощены булыжником и, следовательно, настолько неровны, что даже русский крестьянин, который может спать на своей телеге практически при любых обстоятельствах, спит прерывистым сном во время движения. Таким образом, шоссе служат главным образом блестящими примерами того, какой не должна быть дорога, и путеводителями по следам от повозок, которые крестьяне проложили по обе стороны.

Именно на этом этапе путешествия стихия представляла самую серьезную угрозу. Главным беспокойством была не легендарная русская зима, а приход весны, потому что с наступлением оттепели дороги становились непроходимыми. Изменение могло быть резким, как понимал Фишер: «Холодная погода прекращается; затем наступает несколько жарких дней; снег тает; и вся страна превращается в море черной, вязкой грязи, которая в течение двух недель или месяца препятствует коммуникациям так же эффективно, как наводнение».

Неудивительно, что погода — которая в Старой России редко была просто опорой для разговора, даже в обычные времена — была особой навязчивой идеей жителей и работников по оказанию помощи в зоне массового голода с того момента, как они узнали об ассигнованиях конгресса. К концу февраля, когда начали прибывать зерновые, настроение было напряженным. 28 февраля Боуден телеграфировал в Москву из Царицына: «В кои-то веки люди в этом районе, молящиеся о том, чтобы поздняя весна позволила добиться эффекта АРА». В России слово «молиться» означало буквально.

Сообщение Боудена было получено в Москве как раз в тот момент, когда погода в северной Европе смягчилась, что позволило судам с кукурузой заходить в порты Балтии. Это была хорошая новость для порт-энда, но в той части света, где жил Боуден, это предзнаменование ранней весны грозило не только превратить всю долину в море грязи, но и растопить лед на Волге и тем самым затруднить переправу припасов через реку. Единственным исключением стал Казанский район, где ранняя оттепель способствовала бы ускорению доставки помощи вдоль многих малых рек региона. В остальном, вверх и вниз по Волге теплилась надежда, что это всего лишь ложный источник, как это и оказалось на самом деле. Гудрич, который сейчас вернулся в Россию и зону массового голода, чтобы возобновить свои расследования, смог сообщить Брауну в письме от 16 марта: «Зима здесь, в России, снова ужесточилась. Сейчас очень холодно. За последние два дня выпало еще больше снега, и он покрывает страну повсюду, от железнодорожных вокзалов до коммун». Пять дней спустя Келли передал хорошие новости из Уфы: «Признаки весны исчезли. Снег продолжает падать, и порывы ветра определенно холодные». Пейс Куинн, на этот раз Господь решил дать русским передышку.

Холодная погода продолжалась до апреля. Только на юге, в Царицыне, на нижней Волге, лед начал ломаться еще до того, как была завершена раздача кукурузы. Когда река стала небезопасной для лошадей, мужчины вызвались перевозить припасы с помощью длинных шестов, чтобы продвигать ручные сани, установленные значительно впереди них.

В Оренбурге в критический момент вывоза кукурузы и без уведомления АРА местные власти снесли мост через реку Сакмарская, единственное транспортное средство, пересекающее территорию Башкирской республики. Это была обычная практика каждый год накануне весеннего половодья, но лед еще не успел растаять — и в любом случае даже известные своей тупостью бюрократы, управляющие Оренбургом, могли бы подумать, что обстоятельства в этом году были иными. Как следствие, АРА отправила гонцов в деревни, где были мобилизованы все доступные животные, сани и повозки для перевозки