Шрифт:
Закладка:
К середине марта, по данным АРА, в пути находилось 6828 вагонов с более чем ста тысячами тонн кукурузы и других гуманитарных грузов. Точное местонахождение многих из этих вагонов оставалось все более загадочной. А еще там были таинственные подзаголовки. Хаскелл получал сообщения из Самары и Симбирска о том, что некоторые порожние вагоны отправлялись не обратно в порты, а дальше в Сибирь, что, если это правда, было тревожной новостью: учитывая еще более плачевное состояние железнодорожных линий на востоке, это было равносильно отправке этих вагонов с обрыва. Тем временем в портах продолжало скапливаться американское продовольствие. К концу марта в пустых вагонах ожидало около шестидесяти тысяч тонн гуманитарной помощи.
Еще одним тревожным признаком было то, что советское правительство, похоже, проявляло больший интерес к поставкам закупленных семян, несмотря на договоренность с АРА о том, что семена должны следовать за кукурузой, чтобы их не съели голодающие плантаторы. В идеале seed должен был финишировать вторым в гонке за сельской местностью, но из различных портов и железнодорожных узлов в центр доходили слухи, что советские власти отдают приоритет поездам с семенами.
Из московской штаб-квартиры стало казаться, что весь российский проект стремительно разваливается. Эти ужасные обстоятельства вылились в полномасштабный кризис в результате откровения, сделанного в неожиданном месте, столице Украины Харькове. Именно там, однажды днем на третьей неделе марта, солдат Красной Армии, голодный и измученный, вошел в штаб АРА и рассказал неверующим американцам фантастическую историю. Он был одним из отряда солдат, которые в течение предыдущего месяца проходили через Харьков, сопровождая поезд с зерном из Одессы, направлявшийся на Волгу. Продвигаясь к северо-востоку от Харькова обычным ползком, их поезд прибыл к разъезду в Балашове, примерно в 160 милях к западу от Саратова, где остановился среди множества других поездов АРА. Три недели спустя он все еще стоял во дворах Балашова, не в состоянии двигаться ни вперед, ни назад.
В течение этого времени поезда останавливались позади и рядом с ним, пока дворы и подъездные пути не были забиты поездами на несколько миль. У каждого была своя колонна Красной Армии, и у всех заканчивались продовольственные пайки. Солдат, который притащился в офис АРА в Харькове, был завербован своими товарищами, чтобы вернуться и предупредить американцев.
На самом деле, примерно в это же время двое американских работников гуманитарной помощи случайно наткнулись на Балашовскую пробку. Джо Дрисколл и Джон Фой отбыли из Царицына 16 марта, сопровождая поезд с зерном из двадцати пяти вагонов в Николаевск на Волге, проделав трехсотмильный путь по железной дороге. Три дня спустя они въехали в Балашов и стали частью проблемы. Дрисколл отправил письмо контролеру Боудену в Царицын, в котором сообщил, что задержка, которая, по оценкам начальника станции, составляла тридцать поездов АРА, была вызвана срочной эвакуацией кукурузы из Одессы и пристрастием, проявленным к поездам с семенами.
Сообщая эту новость, Дрисколл никак не указывает на то, что понимает огромное значение того, что он обнаружил. Однако он проявляет живой интерес к солдатам, оказавшимся на мели вместе со своим грузом — бывшим автоколоннам, сведенным к простой охране. Они были, по его словам, «в тяжелом положении»; более того, их настроение ухудшалось, и «несколько толп конвоиров с голодным видом произносили передо мной длинные речи, размахивая бумагами в руках. Джон сказал, что они были голодны, и, просмотрев бумаги с помощью Джона, я им скорее верю. «Одна группа из семи человек покинула Одессу первого марта с пятью миллионами рублей на четырнадцатидневный паек, будучи уверенной, что они вернутся в Одессу пустыми поездами в течение этого периода времени. Это было 22 марта, и они застряли во многих милях к западу от Волги. Дрисколл, как и Келли и другие работники гуманитарной помощи, высоко оценил выдержку и неподкупность этих людей и призвал, чтобы они были лучше одеты и снабжены для своих длительных путешествий.
Дрисколл прошелся по дворам, проверяя пломбы на вагонах с кукурузой и убедившись, что все они в порядке. Беседа с начальником станции показала, что в рабочем состоянии находятся всего два локомотива и что его инструкциями было отдавать предпочтение начальным поездам. Дрисколл убедил его прицепить свои вагоны к еженедельному пассажирскому поезду в направлении Николаевска, и 24 марта, после того, как они сообщили о ситуации в Москву, он и Фой смогли выбраться из трясины.
Срочная телеграмма от американцев из Харькова достигла Москвы первой, и за ней последовали сообщения о похожих пробках: одна в Козлове, перекрестке почти в 200 милях к северо-западу от Балашова, и другая примерно в 150 милях к северу, в Пензе. Ни одно из трех мест не находилось в пределах административной досягаемости АРА, и немедленным ответом Хаскелла было направление американских диспетчеров в эти «перегруженные пункты подразделения», несмотря на возражения Эйдука о том, что его собственные люди все держали под контролем. В то же время он дал указание районным инспекторам установить свои собственные контрольные пункты движения в «стратегических точках» вдоль железных дорог.
Наиболее серьезные заторы были в Балашове и Козлове. Проблема началась с задержания — по неясным причинам — нескольких поездов с кукурузой, которые Фишер сравнил с плавучими бревнами, «удерживаемыми препятствием», запрудившими реку. В Козлове 5 марта было девять поездов; 16 марта — тринадцать; 21 марта — двадцать; а 3 апреля — двадцать шесть, в дополнение к еще четырнадцати, «задержанным в непосредственной близости». Пробка в Балашове была еще хуже: с восьми поездов на 5 марта по 22 на 16 марта, и сорок шесть 26 марта. Здесь были излишки кукурузы нового сорта.
По мере того, как росло беспокойство, Хаскелл несколько раз со все возрастающей настойчивостью ходатайствовал о встрече с Каменевым, но безуспешно. Тот факт, что контакты АРА в Политбюро станут редкими как раз тогда, когда казалось, что вся кукурузная кампания вот-вот пойдет ко дну, теперь был предметом некоторых спекуляций на Спиридоновке, 30.
Слух о джемах в Балашове и Козлове был доведен до Лондона, где Браун почувствовал, что его худшие опасения становятся реальностью. Вдобавок ко всему 27 марта из Риги пришло сообщение от Миллера о том, что Красная Армия готовится к войне. Создавалось впечатление, что тлеющий спор между
