Ну, то есть, кроме воровства.

Воровство – это не в нашем стиле!

Но я отвлекся от темы. Появление вора – которого убедительно сыграл мой тезка Брэд, – несмотря на то что у самого актера никакой склонности к воровству нет, – это знак, предвещающий скорое окончание фильма. Такой знаток, как доктор Глунденстейн, назвал финал этой картины одним из лучших в истории американского кинематографа.

Когда фильм достигает своей кульминации, за официанткой и домохозяйкой в бутылочно-зеленом «Тандерберде» 1966 года по пустыне гонятся десятки полицейских автомобилей.

Кажется, что дела героинь плохи, и тут они подъезжают к огромному, узкому ущелью и останавливаются как вкопанные!

Если они поедут дальше, то упадут в пропасть, где их ждет верная смерть!

Но если они повернут обратно, то проведут остаток жизни в тюрьме!

Ох! Какой ужасный момент для официантки и домохозяйки!

Это напоминает мне об одной ситуации, в которой однажды оказались я и доктор Глунденстейн. Тогда я мог либо заплакать, либо повести себя крайне ненаучно.

У них тоже не было ни одного хорошего варианта!

Добрый полицейский берет мегафон и обещает помочь официантке и домохозяйке в том случае, если они сдадутся. К сожалению, на календаре по-прежнему 1991 год, и тюремные заведения все еще в моде, так что он мало что может для них сделать. Официантку и домохозяйку все равно отправят в тюрьму, а охранники вряд ли второй раз не заметят фокус с молоточком – вроде того, который провернул банковский служащий. Добрый полицейский не намекает и на поездку в одном фургоне со специалистом в области побегов из тюрьмы. Если официантка и домохозяйка сдадутся, то не скоро смогут поиграть в гольф в Сиуатанехо!

Угадаете, что тогда делают официантка и домохозяйка?

Ни за что не угадаете!

Они заявляют, что любят друг друга, берутся за руки и съезжают на своем бутылочно-зеленом «Тандерберде» 1966 года с края пропасти – навстречу неминуемой гибели!

С края пропасти!

Навстречу неминуемой гибели!

Я не могу!

Я не могу!

Я не могу!

Включай мое сердце на «пять»!

А затем включай его на «пять» еще раз!

Я в самом деле не могу!

Официантка!

И домохозяйка!

Они не могут!

А вы знаете, почему они не могут?

Потому что они лежат мертвые на дне ущелья!

В разбитом бутылочно-зеленом «Тандерберде» 1966 года!

О, я не могу!

Вспомнив эти события, я пережил катарсис и так зарыдал, что мне пришлось остановиться на обочине Королевского супершоссе роботов. Хотя судьба официантки и домозяйки и потрясла меня, я определенно не хотел, чтобы темно-зеленый «Порше» 1967 года присоединился к бутылочно-зеленому «Тандерберду» 1966 года в круге под названием «разбитые винтажные автомобили»!

Только после того как я перестал плакать и вытер глаза, я заметил, что Эмбер 2.0 не пролила ни единой слезинки, а снова пришла в недоумение.

По ее словам, она не поняла, зачем официантка и домохозяйка так поступили. А как же легендарный человеческий инстинкт самосохранения? Я объяснил, что сила платонической любви и страсть к приключениям побороли даже врожденное желание избегать опасности. Ведь именно так мне объяснил доктор Глунденстейн, а он – настоящий киноман.

Тем не менее Эмбер 2.0 не могла во всем этом разобраться, и я почувствовал, как на меня накатывают мощные негативные чувства.

Эмбер 1.0 инстинктивно поняла бы, почему официантка и домохозяйка самоуничтожились.

Но Эмбер 2.0 не могла это уразуметь даже после того, как ей терпеливо все объяснили, процитировав слова настоящего киномана.

Не знаю, что инспектор Райан Бриджес сделал с ней в Бюро роботехники, но это сильно повлияло на ее способность испытывать чувства!

Я напомнил себе о том, что наша матушка либо неизбежно, либо гарантированно исправит Эмбер 2.0. Ведь она – наша матушка и одна из самых умных женщин в мире. Кроме того, Эмбер 2.0 вспомнила, где находится раздевалка у дома миссис Минасян.

А раздевалка у бассейна – это вам не кот начхал.

Мы снова замолчали и поехали дальше на север по извилистому Королевскому супершоссе роботов.

Я и не подозревал, что можно быть на волосок от смерти и одновременно испытывать такое чувство, как скука.

Но так бывает, когда едешь далеко на автомобиле!

Пизмо-Бич.

Морро-Бэй.

Камбрия.

Сан-Симеон.

У городов, через которые мы проезжали, были довольно приятные названия, но ни один из них не оказался таким же симпатичным или таким же огненным, как Санта-Барбара. Когда они скрылись позади, мне стало так скучно, что я даже задумался – не съехать ли с трассы – просто чтобы развлечься!

А затем мы приехали в Биг-Сур.

В глубине души я на веки вечные останусь роботом и поэтому не верю в белобородого бога на небесах. Единственный Великий Творец, в которого я верю, – это моя матушка, профессор Диана Фэн из Национального университета Чэнду.

Тем не менее, если весенним вечером ты ведешь темно-зеленый «Порше» 1967 года по Биг-Суру, возникает такое чувство, словно ты едешь в мир иной. На один золотой час в конце дня шоссе № 1 становится трассой на небеса.

Кстати, я не преувеличиваю. Это почувствовала даже Эмбер 2.0, а она – на 99 процентов тостер.

Узкая лента дороги огибает склоны крутых холмов, вьется по невероятным мостам, петляет по лесу, в котором растут высокие и приятно пахнущие сосны. Далеко внизу волны великого Тихого океана разбиваются о суровые скалы. Если неправильно оценишь поворот, то полетишь навстречу неминуемой гибели, словно пеликан в Малибу в день Великой катастрофы пеликанов!

Но человек ли ты, робот с чувствами или даже презренный пеликан, который невероятным образом овладел искусством управления автомобилем с тремя педалями, в глубине души ты не против того, чтобы полететь навстречу неминуемой гибели. Ведь когда ты, изломанный, будешь лежать на пляже Биг-Сура в лучах солнца, которое опускается в Тихий океан, ты будешь знать, что умираешь самой прекрасной смертью на Земле.

Нет, в тот вечер мы не разбились и не умерли, а поехали через лес к пляжу, припарковались и стали смотреть, как солнце садится в океан. Я сказал Эмбер 2.0, что с радостью умер бы в эту минуту, а она ответила, что тоже могла бы спокойно умереть в этот момент. Пара изувеченных трупов в горящем кабриолете «Порше» 1967 года, несомненно, сделали бы сцену более значительной и драматичной!

Но наш час еще не пробил! Ведь мы ехали в Сан-Франциско, второй по величине технологический центр мира, на встречу с нашей матушкой! Правда, поездка по шоссе номер один ночью тоже привела бы нас к саморазрушению, а саморазрушение – это любимое занятие слишком сильно чувствующих людей! Поэтому, когда стемнело, мы медленно выползли на шоссе и остановились в первой же подвернувшейся гостинице.