на столе: вроде и есть не всегда хочется, к тому же что одному здорово, то другому смерть. И потом, кто знает, что, если после этого паломничества девочка одумается? Я видела собственными глазами, как люди излечивались от чрезмерного благочестия после паломничества в Рим. Ты же знаешь, дела там обстоят не так, как мнится нашей благочестивой овечке. Да что говорить, священники сами потешаются над теми, кто проделывает такой далекий путь без всякой пользы. Постыдились бы, между нами говоря, но нам, простым людям, не следует слишком уж пристально смотреть на такие вещи. А теперь приободрись – и сама увидишь, как девочка вернется домой, устав бесконечно шагать по дорогам, и рада будет зажить своим домом с подходящим муженьком. У меня есть брат в Неаполе, который неплохо зарабатывает рыбной ловлей; я пошлю тебя к нему; жена его – добрая христианка, и если малютка утомится к тому времени, как вы туда доберетесь, то вам не помешает отдохнуть у них денек-другой. Неаполь – славный город, будто нарочно создан для веселья. Ну, не сердись, разреши ей сбегать в монастырь, попрощаться с матерью Терезой и с сестрами.

– Мне все равно, пусть идет, куда хочет, – сварливо отозвалась Эльза.

– Ну вот, – проговорила Джокунда, выходя из дому. – Агнесса, бабушка велит тебе сходить в монастырь попрощаться с сестрами, так что беги, будь умницей. Мать Тереза, с тех пор как узнала о твоем благочестивом намерении, только о тебе и говорит, а еще она разломила пополам свою собственную частицу Истинного Креста, которую носила в украшенном жемчугом золотом медальоне, присланном ей королевой, и хочет подарить половину тебе. Просто так столь великими дарами не делятся, это подарок от всего сердца.

– Дорогая матушка, – воскликнула Агнесса, – я принесу ей цветов и апельсинов в последний раз перед уходом. А знаешь ли, Джокунда, меня не покидает чувство, что я никогда больше не вернусь в этот домик, где была так счастлива. Все вокруг кажется мне таким мрачным! А я ведь так любила свой маленький мир!

– Ах, дитя мое, не предавайся печальным фантазиям, а лучше соберись с духом. Тебе наверняка везде будет сопутствовать удача, особенно когда наша мать настоятельница подарит тебе эту святую реликвию. Я сама носила в кожаном мешочке на шее частицу ногтя большого пальца Иоанна Крестителя и не расставалась с ней ни днем ни ночью много лет, пока ходила по стране с войском за своим стариком. Но когда он умер, я похоронила ее вместе с ним, ради спасения его души. Ведь знаешь, душенька, он был вояка, жизнь вел самую разгульную и беспорядочную, да еще и исповедовался кое-как, а значит, ему, бедняге, надобна была всевозможная помощь и поддержка! Утешительно думать, что я ему хоть чем-то помогла!

– Ах, Джокунда, мне кажется, лучше было бы положиться на любовь к нам нашего Господа Иисуса Христа, который принял смерть за нас, и непрерывно молиться Ему за упокой души твоего мужа.

– Может быть, и так, горлица моя, но, с другой стороны, осторожность тут лишней не будет. А я нисколько не сомневаюсь, что то была подлинная святая реликвия, ведь я заполучила ее при взятии города Вольтерры, из личной шкатулки одной знатной дамы, вместе со множеством драгоценностей и иных безделушек, и для нас это было целое состояние! Ах, как вспомню, что за время было, когда мы разграбили этот город… Ад на земле длился три дня, и все наши солдаты бесчинствовали, словно дьяволы во плоти, однако при взятии города так всегда бывает. Но иди, куда собиралась, душенька, а я побуду с твоей бабушкой; Бог даст, завтра встанешь с рассветом!

Агнесса торопливо собрала небольшую корзинку плодов и цветов и стала спускаться вниз по ущелью, под римским мостом, потом прошла через апельсиновый сад, наконец вышла на берег моря и там двинулась по песку вдоль утесов, на которых выстроен Старый город Сорренто.

Столь обманчиво и непостоянно человеческое сердце, особенно если оно бьется в груди женщины, что ей представился не один случай попенять себе за тот восторг, с которым она так недавно прошла в этой апельсиновой роще мимо кавалера, и за смутную надежду, с которой она стала ожидать его появления где-то на дороге.

«Какая же я, наверное, порочная и развратная, – сказала она себе, – с такой радостью думать о том, кого мне надлежит забыть, моля Господа, чтобы избавил Он меня от встреч с ним навсегда!»

И так малютка продолжала осуждать себя в весьма преувеличенных выражениях, которые религиозный словарь монастырской жизни в избытке поставлял в готовом виде для кающихся грешников всех мастей, пока наконец не добралась до обители, столь подавленная сознанием собственной греховности, как если бы убила бабушку и бежала с кавалером.

Войдя в монастырский двор, она ощутила, что тамошняя мирная, безмятежная тишина являет разительный контраст с пышной яркостью погожего дня за его стенами. Сияющий солнечный свет, переливчатая гладь моря, песни рыбаков, быстро скользящие по волнам парусники, пестрые оттенки цветов, осыпающих скалы, – все это создавало впечатление, будто земля облачилась в необычайный, драгоценный наряд для какого-то небывалого празднества. Но в тот самый миг, когда она через монастырские ворота вступила в безмолвный, поросший мхом двор, с его бледной мраморной нимфой, с лепетом фонтанных струй, с газоном, усеянным снежинками маргариток и благоуханными звездочками сине-белых фиалок, с окружающими его со всех сторон аркадами, украшенными евангельскими сценами, как на душу ее снизошли печаль и умиротворение.

Монахини, прослышавшие о ее благочестивом намерении и увидевшие в планируемом паломничестве начало того праведного поприща, которое они всегда ей предрекали, собрались вокруг нее, целуя ее руки и ее платье и умоляя помолиться за них в различных святых местах, которые предстояло ей посетить.

Мать Тереза увела ее к себе в келью и надела ей на шею медальон на золотой цепочке, содержавший частицу Истинного Креста, которую предназначила ей в дар и в подлинности которой, по-видимому, нисколько не сомневалась.

– Но сколь ты бледна, милое дитя мое! – проговорила она. – Отчего ты так изменилась? У тебя запали щеки, а под глазами залегли темные круги.

– Ах, матушка, это все из-за моих грехов.

– Из-за твоих грехов, малютка моя? Какие же грехи ты могла совершить?

– Ах, матушка, я отреклась от Господа и впустила в свое сердце любовь к земному созданию.

– Кого ты имеешь в виду? – спросила настоятельница.

– Увы, дорогая матушка, того кавалера, что прислал мне перстень! – пролепетала Агнесса, закрывая лицо руками.

Дело в том, что настоятельница никогда не покидала стен монастыря с тех пор, как ей исполнилось десять лет, никогда не