и горько усмехалась. Как я была ослеплена любовью! Как наивна! Но с Сэнди все было совсем не так. Беккет был сдержан, молчалив и держал свои мысли при себе. Сэнди громко говорил и ничего не скрывал. Его не волновало, кто на нас смотрит, когда мы целуемся. А когда мы случайно сталкивались с его друзьями (которых у него было великое множество), он представлял меня так: «Лючия, свет моей жизни» – и сообщал им, что я – великий художник. И ни слова о моем отце. Сэнди знал, что произошло с Беккетом, почему отец отказал ему от дома. Рискнет ли он вызвать гнев баббо, если у него нет в отношении меня серьезных намерений?

Конечно, миссис Александр Колдер будет очень отличаться от изгнанной миссис Сэмюэль Беккет, и ее свадебный букет тоже будет совсем другим. Вместо нежных розовых бутонов – огненно-красные гладиолусы, вместо белой сирени – багровые хризантемы. И разумеется, придется столкнуться с препятствиями. Например, Америка. Если я перееду в Америку, это разобьет баббо сердце. Я вынуждена буду настоять на том, чтобы мы жили в Париже. Я воображала, как начну помогать Сэнди с «Цирком Колдера». Я ведь могу так много сделать! Например, чинить его фигурки и приспособления, если они сломаются, или заводить граммофон, или продавать билеты и разносить напитки.

Сэнди посмотрел на мою новую брошь, склонил голову вправо, потом влево, потом подошел ко мне так близко, что я почувствовала на шее его дыхание.

– Как я выгляжу? – с тревогой спросила я.

– Возможно, мне придется на время забрать ее у вас. Я сейчас подумал, как было бы здорово, если бы она качалась на пружинках. Пройдитесь по комнате, Лючия. Ради меня. Как будто вы модель на показе мод.

Покачивая бедрами, я заскользила по комнате. Сэнди шел сбоку и смотрел одновременно на меня и на брошь. У него было оживленное, постоянно меняющееся лицо. Как не похоже на Беккета, мелькнуло у меня в голове. В эту секунду я вдруг вспомнила, как много месяцев назад инстинкт танцовщицы подсказал мне, что неподвижность и неподатливость Беккета, язык его тела что-то означают. За этим что-то кроется, подумала я тогда. Почему я не прислушалась к своему шестому чувству? Почему любовь заставляла меня закрывать глаза буквально на все? Я ведь еще тогда догадывалась, что он что-то недоговаривает.

Я остановилась и посмотрела на Сэнди. Глазами танцовщицы. Он двигался свободно и энергично, и это очень отличалось от скованности и неловкости Беккета. Каким деревянным казалось его тело, когда я пыталась научить его чарльстону, – до того, как мы приложились к виски. Я танцевала с Сэнди много раз – он делал это легко и непринужденно. И я поняла, что, если мы займемся любовью, это будет похоже на танец – необузданный, честный, с полной отдачей.

Сэнди не заметил моего внимательного взгляда. Его глаза сияли, и он так сильно кивал, что я побоялась, что голова сейчас отвалится, как у одной из его фигурок.

– Если я приделаю маленькие пружинки позади спирали, между ней и булавкой, она будет качаться, когда вы ходите. Она будет танцевать! – Он положил руки мне на плечи и отстегнул брошь. – Я знаю, это говорит о моих дурных манерах, но представьте только, насколько лучше она будет с пружинками! Танцующая брошь для моей танцующей девочки! – Сэнди замолчал, прищурил глаза и посмотрел на мои уши. – Серьги! – с восторгом воскликнул он.

Подумать только, какой энтузиазм. Я не могла не рассмеяться, хотя и знала, что мне придется вернуть «дар любви» уже через несколько минут после того, как я его получила.

– Вы собираетесь сделать мне серьги в пару? – спросила я.

– Им не потребуются пружины, не так ли? Они будут раскачиваться сами по себе, от дуновения ветра, от каждого вашего движения. У вас будет и то и другое. Я добавлю к броши пружинки и сделаю серьги в форме спиралей. – Сэнди нежно потер мою мочку двумя пальцами. – Я прикидываю, какой вес смогут выдержать ваши ушки.

Я опять улыбнулась и погладила его локоть. Затем он взял мою руку – левую руку, – поднял ее, как будто взвешивая и оценивая размер и силу, и загадочно замолчал.

– Брошь, пара сережек и… сюрприз, – сказал он и неожиданно поцеловал меня.

– Сюрприз? – переспросила я. Я была так ошарашена, так переполнена радостью – от меня не укрылось то, что стояло за его словами, – что мой голос слегка охрип.

– Больше я ничего не скажу. Ни слова. Или это будет уже не сюрприз, не так ли? – Сэнди отпустил мою руку и сунул брошь в карман. – Идемте же, Лючия, свет моей жизни. «Куполь» ждет нас!

Внезапно мне очень захотелось танцевать, закружиться в пируэте, так чтобы волосы и юбка полетели за мной. Как быстро я избавляюсь от прошлого! Но Сэнди уже надел на свою крупную голову шляпу и направился к парадной двери.

– Не могу ли я показать брошь баббо?! – крикнула я вслед. Я хотела, чтобы кто-то другой увидел, как сильно любит меня Сэнди. Как будто часть меня не верила своему счастью, и мне нужно было, чтобы кто-нибудь, кроме меня, взглянул на его подарок и подтвердил, что я правильно поняла его значение.

– Пока еще нет. Когда я закончу, вы сможете носить ее, и тогда все обратят на нее внимание. Обещаю вам!

Он схватил меня за руку, и мы вместе вышли из квартиры на Робьяк-сквер и двинулись вперед по рю де Гренель и далее к авеню Боске. В какой-то момент в моей голове, словно из ниоткуда, возникли слова Стеллы. Когда мы были в Лувре, она сказала, что Сэнди с кем-то помолвлен. Какое безумное предположение.

– Сэнди, – сказала я и продела затянутую в перчатку руку в кольцо его руки. – Стелла Стейн думает, что у вас есть невеста. Нареченная.

Больше я не успела вымолвить ни слова. Сэнди остановился прямо посреди улицы. Автомобили гудели в рожки, дребезжали телеги, нагруженные бутылками с вином. Он прижал меня к себе с такой силой, что я едва не задохнулась. А потом его губы впились в мои, теплые, влажные, настойчивые, его язык проник глубже…

– Вы сводите меня с ума, Лючия. – Он засунул мою руку обратно себе под локоть. – Вы уже спросили родителей, можно ли нам проводить уроки в моей студии… о, моя маленькая обворожительная девочка…

– Я обязательно спрошу. Обещаю.

От предвкушения я даже слегка подпрыгнула. Я ощутила себя освобожденной, как лодка, которую отвязали от берега. Выразив свои чувства ко мне так недвусмысленно, так ярко,