Слишком быстро поверили, что девочку принесли в переулок пешком, предположительно – с расстояния не больше квартала. Но что, если это Рыбник совершил убийство на Уайтлок-стрит? Далековато, чтобы нести тело, зато на той же неделе у него был пикап соседа. И что мог бы им дать внимательный осмотр автомобиля? Волосы? Волокна? То же вещество вроде гудрона, запачкавшее штаны девочки?

Лэндсман покинул расследование, твердо уверенный, что убийца – не Рыбник, что если бы это правда был он, то его бы сломали во время долгого допроса. Пеллегрини в этом все еще не уверен. Для начала, в версии Рыбника многовато нестыковок и маловато алиби – что ни говори, а с таким сочетанием из списка подозреваемых не вычеркивают. К тому же пять дней назад он провалил полиграф.

Они провели проверку на детекторе лжи в казармах полиции штата в Пайксвилле – в первое же свободное окно с тех пор, как расследование сосредоточилось на торговце. Невероятно, но у балтиморского департамента до сих пор не было собственного квалифицированного полиграфолога; хотя БПД брал на себя около половины убийств в Мэриленде, в этом он зависел от полиции штата, предоставлявшей полиграф по возможности. Записавшись на проверку, еще нужно было найти Рыбника и убедить его поехать добровольно. Это вышло как удобно, так и убедительно – с помощью действующего ордера из-за просрочки алиментов, уже очень старый, раскопанный Пеллегрини в компьютерной базе. Ордером за все это время так и не воспользовались, и, скорее всего, у него уже вышел срок давности; и все же скоро Рыбник находился под арестом. А когда попадаешь в городскую тюрьму, даже детектор лжи начинает казаться неплохим развлечением.

Рыбник провалил тест в казармах полиции штата – игла полиграфа плясала на каждом ключевом вопросе об убийстве. Такой результат, конечно, не принимается как доказательство в суде, и детективы убойного сами не считают детекцию лжи за точную науку. И все же это подкрепляло подозрения Пеллегрини.

Как и появление неожиданного, хотя и не самого надежного свидетеля. Другими словами, того еще синяка – другого подобного персонажа попробуй найди. Арестованный шесть дней назад за нападение в Западном районе, он пытался подлизаться к полиции, при оформлении уверяя сотрудника, что знает, кто убил Латонию Уоллес.

– И откуда же?

– Он мне сам сказал.

Когда в тот же день Пеллегрини приехал в Западный, он услышал историю о том, как двое приятелей выпивали в баре на западной стороне и один заявил, что недавно его допрашивали из-за убийства девочки, а второй спросил, виновен ли он.

– Нет, – ответил первый.

Но позже алкоголь сделал свое дело, и тогда он повернулся к спутнику и заявил, что скажет правду. Это он убил ребенка.

В течение нескольких допросов новый свидетель повторял детективам одну и ту же историю. Он много лет знал того, с кем выпивал. У него еще есть магазин на Уайтлок-стрит, рыбный.

Вот так на послезавтра назначили вторую проверку на детекторе лжи. Откинувшись в кресле, Пеллегрини читает рапорты о допросе нового свидетеля, балансируя между безмятежной надеждой и убежденным пессимизмом. Он не сомневается, что через два дня эта пьянь провалит полиграф с тем же треском, что и Рыбник. А все потому, что его история настолько идеальная, настолько ценная, что просто не может быть правдой. Для этого дела пьяное признание, говорит себе Пеллегрини, – слишком уж легко.

Еще он знает, что скоро у него будет отдельная папка и на нового свидетеля. Не только потому, что желание обличить кого-то в детоубийстве – поведение не самое обычное, но и потому, что этот алкоголик знает Резервуар-Хилл и имеет приводы. За изнасилование. С ножом. Пеллегрини повторяет себе вновь: ничто не дается легко.

Закрыв папку с внутренними рапортами, Пеллегрини читает свой черновик – четырехстраничное послание капитану с описанием статуса дела и просьбой о полном и продолжительном пересмотре существующих вещдоков. Без места убийства или улик, говорилось в записке, нет смысла рассматривать и связывать с убийством конкретного подозреваемого.

«Это успешная тактика в определенных обстоятельствах, – написал Пеллегрини, – но не в деле, где не хватает вещественных доказательств».

Поэтому он просил о тщательном пересмотре всех материалов:

Поскольку сведения собирали не меньше двадцати приданных сотрудников и детективов, логично предположить, что существует важная, но еще не разработанная информация. Следователь намерен сократить число людей на деле до старшего и младшего детектива.

Простыми словами, Пеллегрини хочет поработать над делом еще, причем один. Его рапорт капитану – внятный, но бюрократичный; в целом емкий, но написан канцеляритом, от которого у всех старше звания лейтенанта внутри все теплеет. Но все-таки можно написать лучше, а если он действительно хочет как следует перепроверить материалы, без поддержки капитана не обойтись.

Пеллегрини вынимает скрепку из верхней страницы и раскладывает черновик на столе, готовый провести за печатной машиной еще час. Но у Рика Рикера другие планы. По дороге из допофиса он окликает Пеллегрини и подносит сложенные в трубочку пальцы к губам – международный сигнал к необузданному возлиянию алкоголя.

– Пошли, выпьем по парочке.

– Уже уходишь? – спрашивает Пеллегрини, отрываясь от документов.

– Да, я пошел. Группа Бэррика уже пришла на смену с четырех до полуночи.

Пеллегрини качает головой, потом обводит рукой море бумаг на столе.

– У меня тут еще дела.

– Работаешь по тому делу? – спрашивает Рикер. – Будто до завтра не подождет.

Пеллегрини пожимает плечами.

– Да брось, Том, передохни от него вечерок.

– Не знаю, не знаю. А ты куда?

– В «Маркет». Эдди Браун и Данниген уже там.

Пеллегрини задумчиво кивает.

– Если успею кое-что доделать, – говорит он наконец, – я вас догоню.

Хрена с два, думает Рикер по дороге к лифтам. Хрена с два мы увидим сегодня Пеллегрини в «Маркет Баре», если он может вместо этого четыре часа биться головой о дело Латонии Уоллес. И когда через полчаса Пеллегрини входит в бар, Рикер на миг лишается дара речи. Пеллегрини вдруг без предупреждения оставил Наиважнейшее Расследование и пришел перевести дух. Как ни посмотри, а вечер в «Маркет Баре» – славное время и место для похлопывания по спине и восстановления уверенности в себе; и для этого лучше Рикера, уже поплывшего от хорошего скотча, никого не найдешь.

– Друг мой Том, – говорит Рикер. – Что пить будешь, старик?

– Пиво.

– Эй, Ник, подай этому человеку все, что он попросит, за мой счет.

– А ты что здесь пьешь? – спрашивает Пеллегрини.

– «Гленливет». Забористая хрень. Хочешь?

– Не. Пиво сойдет.

И вот они уговаривают стакан за стаканом, пока не приходят другие детективы, и скоро снимки места преступления, показания свидетелей и внутренние рапорты