Шрифт:
Закладка:
– С одной только разницей. Ты тоже сдаешь экзамены, но тебе за это платят.
– Классно. По крайней мере, стоит того.
– Или ты проваливаешь экзамены, тогда в сентябре ты уже не приходишь, и тебе больше никто не платит.
– Печально…
– Вообще-то да.
– Я хотела бы стать взрослой, только чтобы иметь ребенка.
Пьетро улыбается:
– Дилетта, дорогая, я тоже так когда-то говорил, а теперь у меня двое. И я молчу. Теперь они говорят за всех.
Энрико вздыхает:
– А у меня пока нет, я только об этом мечтаю.
Дилетта смотрит на него с улыбкой:
– Вот видишь, есть все же вещи, которые в любом возрасте прекрасны.
Ники откусывает кусок хлеба.
– Да, как любовь.
Пьетро отставляет бокал.
– Как секс! То есть желание им заниматься. С возрастом это даже острее. Это как вино… Чем старее, тем вкуснее.
– Да, но это стоит кучу денег.
– Что? Вино или секс?
– И то и другое в некотором смысле.
Дилетта макает кусочек хлеба в соус.
– В любом случае мне кажется, что мужчина должен быть зрелым.
Пьетро поднимает руку:
– Как я! Я ужасно зрелый!
– И ужасно женатый…
– Это даже лучше! Со мной никакого риска: я тебя не буду мучить, не буду без конца звонить, чтобы узнать, где ты, не буду навязываться… И потом, если между нами все пойдет хорошо, существует же развод… Короче, у такого, как я, – одни плюсы. Я идеальный мужчина.
– Да, но, судя по твоим речам, не такой уж ты и зрелый. Мне ты не подходишь независимо от того, женат ты или нет. Зрелость определяется не по возрасту. А по поведению. У меня, например, есть парень, ему двадцать лет, но он гораздо более зрелый, чем вы все.
– Бедолажка… Значит, он не наслаждается жизнью.
Ники смотрит на подругу:
– А кто это – Филиппо?
– Да.
– Но у тебя же с ним еще ничего не было?
– Пока не хочу об этом думать, куда спешить?
Олли, съев мидию, облизывает пальцы.
– А по-моему, этот парень… Филиппо… неплохой, но мне кажется… он такой весь правильный, судя по тому, как он одевается, что говорит… он такой положительный…
Пьетро смотрит на Энрико:
– Типа нашего Флавио.
– Кто это?
– Наш положительный друг.
– Между прочим… вчера вечером он немного выправился…
– А, ну хорошо тогда.
– Но по жизни он никогда уже не изменится, он под каблуком у жены, пассивный и смиренный.
– Бедняга! – смеется Олли. – Почему вы его сегодня не взяли с собой? Я бы его раскачала…
– Нет, Олли, он не имеет права свободного выхода.
– С работы?
– Нет, из тюрьмы. Под названием Реджина Кристина Коэли.
– У, действительно бедняжка…
– Да, жалко его. Это человек, который зарабатывает много, но не туда вкладывает.
– Нужно уметь вкладывать в собственное счастье. – Ники положила голову на плечо Алессандро. – Во всяком случае, мой Алекс ни минуты в этом не сомневался: как только увидел меня, сразу же вложился!
Олли фыркает и наливает себе еще пива.
– О боже, жасминовая семейка разворковалась… Бедные мы. Сейчас утонем в море патоки. Да здравствует шампанское и свобода, как у пузырьков в бокале!
Пьетро смотрит на нее:
– Это песня Росси, я тоже ее слушал в твоем возрасте.
Он кладет ей руку на ладонь – Олли ее не убирает. Энрико замечает это. Олли улыбается Пьетро:
– А что, теперь ты сильно вырос?
– Нет. – Он берет бокал и ударяет по бокалу Олли. – Давай выпьем за самого незрелого тридцатидевятилетнего мужчину в мире. – Улыбаясь, он ей подмигивает.
– Кстати, – Эрика оглядывает всех, – я недавно прочитала одну статью в интернете, что ваше поколение называется middlescent. То есть вы ездите на скутерах, посылаете кучу эсэмэс, носите ультрамодную одежду, даже говорите по-молодежному. Но как по-вашему, почему вы себя так ведете?
Энрико задумывается.
– Из-за фундаментальной тревоги.
Дилетта улыбается:
– Как у Пессоа.
Энрико улыбается ей:
– Да, но наша много проще. Мы мечтали о любви, гнались за ней, обрели и потом потеряли. И так, день за днем, думая о том, что самое лучшее еще впереди, ожидая этого лучшего, мы потеряли свое настоящее…
Дилетта смотрит на него с сомнением:
– Действительно со временем становишься таким?
– Я – не такой.
Энрико смотрит на Алессандро:
– Да, ты не такой. Может быть, потому, что у тебя нет скутера и ты не делаешь всего того, о чем говорила Эрика. Но таких, как ты, – миллионы.
– В смысле?
– Людей, не сопротивляющихся жизни. Людей, которые не растут. Время проходит, они работают только для того, чтобы отвлечься… и в сорок лет ты уже не знаешь, как это сделать.
Ники прижимается к Алессандро.
– Я закупорила его песочные часы.
Эрика впервые подносит к губам шампанское.
– Вообще-то я не пью, но сегодня я решила напиться.
– Почему?
– Из-за Джорджо. Это мой парень, ему двадцать лет, а он уже такой.
– Ну так брось его!
– Нет, не смогу. Он хороший парень.
– Вот увидишь, настанет момент, ты оглянешься на свою жизнь, поймешь, что она прошла, и спросишь себя, где ты была все это время.
– Разве что Джорджо, поняв, что ты просыпаешься, не сделает тебе ребенка! – быстро вставляет Пьетро, на какое-то время выпавший из разговора, увлеченный беседой с Олли в дальнем конце стола.
Энрико смеется:
– Да, точно как сделала Кристина с Флавио, с которым мы видимся только на футболе: потом он вечно бежит домой.
– Ну ладно, – Пьетро встает из-за стола, – этот анализ прожитых лет кажется мне жестоким и беспощадным; а ведь на самом деле годы эти были по-своему прекрасны. Поэтому… я ухожу. До свидания.
Олли тоже встает следом:
– Пока, девчонки. Созвонимся!
Алессандро растерянно смотрит им вслед:
– Эй, куда это вы? Пьетро…
– Спокойно, мы просто проедемся на ее скутере. Я уже двадцать лет не ощущал эту дрожь от встречного ветра. С утра я еду в машине сначала провожать детей в школу, вечером – тоже, потому что иначе жена прическу испортит… А вот сегодня мне захотелось прокатиться! Могу я себе позволить одну, совершенно невинную, поездку на скутере по городу? Да или нет? И потом, Олли уже совершеннолетняя, она знает, как себя вести.
И, говоря эти слова, он берет ее под руку и идет к выходу. Повернув за угол, подходит к барной стойке.
– Посчитайте, пожалуйста. – Он улыбается. – Мне сделали такой подарок… – Он выразительно смотрит на Олли. – Это самое малое, чем я могу отблагодарить.
Олли кокетливо прислоняется к стойке.
– А ты знаешь, как я вожу скутер?
– Нет, но могу себе представить. Как представляю все остальное.
– Не может быть… – улыбается Олли лукаво, – у тебя