цветочном платье, каштановые волосы заплетены в косу, губы сжаты в гримасу детского сопротивления неподвижности, которая требовалась для позирования. Грустные зеленые глаза были прикованы к зрителю. Настоящая Хоуп ответила таким же потрясенным взглядом.

– А, уже увидели? – услышала она позади себя голос. – Я принес его из своей маленькой частной коллекции, чтобы показать моей племяннице леди Рид… Без сомнения, это одно из моих величайших сокровищ.

Она не могла пошевелиться. Этот навязчивый, немного возрастной голос был способен выбить из нее все силы, делая ее слабой и легко управляемой. Как будто она действительно все еще была той девочкой с портрета. Возможно, это было как-то связано со снисходительностью, с тем родительским и провокационным тоном, который собственная мать часто использовала в общении с ней.

– Вы потеряли дар речи? – продолжил лорд Свитин, подходя ближе. – Я понимаю. Со мной было то же самое, когда я впервые его увидел. Он был в Уайтчепеле, в одной из тех вонючих дыр, из которых, должно быть, вышел ваш супруг. Там я и обнаружил ваш портрет. Лорд Лоури был достаточно добр, чтобы заложить его за несколько фунтов. Не так уж много, учитывая его истинную ценность. Вскоре я привык рассматривать его каждое утро. Этот взгляд… – прозвучало у нее прямо у уха. – За эти годы ваша мать проделала хорошую работу, ублажая мое желание, но я знал, что она всего лишь жалкая замена. Наконец она поняла, что я не собираюсь сдаваться. – Хоуп почувствовала, как его палец заводит прядь волос ей за ухо. – Так же, как скоро поймете и вы.

Наконец ей удалось пошевелиться. Спотыкаясь, она отошла от него и оперлась одной рукой о стену, увешанную картинами, чтобы не упасть на пол.

– Не волнуйтесь, сейчас я не собираюсь вас ни о чем спрашивать, – продолжил он с кривой улыбкой. – Я уже сказал, что подожду до следующего бала, чтобы услышать ваш ответ, а я держу свои обещания. Все обещания. – Он сделал угрожающую паузу. – Но сначала я хотел, чтобы вы узнали, насколько сильны мои чувства, дорогое дитя.

«Дорогое дитя». Во всем мире был только один человек, который называл ее так. И хотя они больше не жили под одной крышей, Хоуп чувствовала, что так и не смогла вырваться из-под ее власти.

– Я… – начала заикаться Хоуп. – Милорд, простите, но я не… я не желаю вас.

– Не волнуйтесь. Как я уже доказал, я терпеливый человек. – С бесстрастным видом он направился к двери. – Если это и так, то я уверен, что в ближайшем будущем вы придумаете, как это желание разыграть.

Оказавшись наконец в одиночестве, ей понадобилось несколько секунд, чтобы перевести дыхание и оторваться от стены. С отвращением она уставилась на картину с детским изображением себя.

С внезапным всплеском гнева она откинула картину на пол одним пинком. Потеряв равновесие, она снова припала к стене. Она задыхалась. Ее тело сотрясала легкая дрожь. Это был и гнев, и разочарование, и беспомощность, борющиеся за контроль над ее сердцем. Ей удалось взять себя в руки ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы покинуть библиотеку, придумав какую-то отговорку для лакея, который с безупречной невозмутимостью проводил ее в холл. Она даже не позаботилась о том, чтобы забрать свои вещи. Ей было все равно. Она купит другие. В тот момент все, о чем она могла думать, – это путь наружу, подальше даже от самой себя.

Она не стала ждать, пока Алиса и Эвелин пришлют за ней карету после того, как разъедутся к себе по домам. Завернувшись в плащ, она поймала на тротуаре экипаж и пробормотала кучеру свой адрес на Белгрейв-сквер. Внутри кареты, укрывшись от осуждения остального мира, она позволила себе закрыть глаза. Если бы только у нее была та трость…

«Абсурд! Что бы ты с ней сделала, избила бы лорда Свитина, как тех головорезов в Красном дворе?» Кроме того, на этот раз она была одна. И дома она по-прежнему будет одна, ведь Кайден еще не вернулся из Шотландии. «Впрочем, какая разница. Даже будь он здесь, я бы все равно не смогла ничего ему сказать… или попросить о помощи».

Она заплакала в приступе ярости. Когда кучер затормозил перед ее домом, она поспешила быстро вытереть слезы.

Когда спускалась по маленьким ступенькам кареты, чтобы пройти по подъездной дорожке, ей показалось, что часть ее сердца только что умерла. Она была почти не способна чувствовать что-то к остальному миру, кроме молчаливой апатии. Возможно, это было следствием принятия неизбежной жестокой судьбы.

Хотя она и вышла замуж, чтобы сбежать из зверских лап матери, за мужчину, которого, к тому же, еще и любила, прошлое семьи Лоури все равно вторгалось в ее жизнь и крепкой хваткой держало за горло.

– Мадам, вы пришли рано, – заметил Делабост, помогая ей снять плащ. – Вы хорошо себя чувствуете?

Дворецкий никогда не делал ей подобных замечаний. Казалось, что в его тоне сквозило искреннее беспокойство.

– Леди Рид отменила нашу встречу, – просто ответила она. – Я буду в своей спальне. Пусть никто меня не беспокоит.

– Но мадам… Подождите! В гостиной есть кое-что, что вы должны увидеть.

Она остановилась на середине лестницы.

– Еще цветы? – спросила она ледяным тоном.

Наступило резкое молчание.

– Что-то вроде того, госпожа.

Она повернулась, усталая и разъяренная, и зашагала по коридорам в гостиную с мыслью сжечь эти отвратительные красные розы. Добравшись до нее, она настежь распахнула дверь.

Кайден повернулся к ней лицом.

Он стоял возле стола, за которым она обычно сидела. Ей показалось, что она застала его за аранжировкой букета цветов. Они были не от Свитина. Вместо сладострастных роз он держал в руках охапку ландышей.

Хоуп знала, что ее муж незнаком с цветочным языком аристократии. Да и послание не имело никакого смысла. Эти белые цветы на стройных зеленых стеблях символизировали начало нового пути. Искренность. Сладость и невинность.

«А учитывая, какого Кайден обо мне мнения, весьма очевидно, что ничего из этого он со мной не ассоциирует».

– Что ты здесь делаешь? – холодно спросила она. – Я ждала тебя только завтра.

– Я захотел приехать раньше, – ответил он. Он словно был не в своей тарелке, как будто был не готов к встрече с ней. – Я вернулся раньше, чтобы…

Он замолчал. Уставшая, Хоуп быстро преодолела расстояние между ними.

– Ты вернулся раньше, чтобы…

Она не видела его уже несколько дней. Как бы ей ни хотелось быть сейчас с ним раздраженной и отстраненной, она не могла не чувствовать себя маленькой и нескладной, когда он стоял так близко, все такой же высокий и внушительный. Когда она увидела, как он слабо улыбнулся ей, то почувствовала, что у нее подкосились колени. Она тут же пожалела, что ее красавец-муж был таким неотразимым. «Если бы он был менее