Кубы. Решение было ратифицировано на следующий день Советом национальной безопасности. (До этого момента Исполком действовал без формальных, установленных законом полномочий. Чтобы придать своим действиям официальный характер, необходимо было привлечь Управление планирования в чрезвычайных ситуациях, одного из пяти членов Совета национальной безопасности, которого исключили из предыдущих обсуждений.) Президент также готовился выступить по телевидению вечером в понедельник, 22 октября, чтобы проинформировать нацию о том, что на Кубе обнаружены наступательные ракеты и что будет введена блокада.

Все выходные, начиная с предыдущего четверга и вплоть до выступления президента, министерство обороны повторяло: «Пентагон не располагает информацией, указывающей на наличие наступательного оружия на Кубе».

В своем телеобращении президент подчеркнул, что блокада станет лишь «начальным» шагом, и решительно указал, что при необходимости для устранения ракет будет применена прямая военная сила.

Также, добавил Кеннеди, любая ядерная ракета, запущенная с Кубы против любой страны Западного полушария, будет рассматриваться как нападение Советского Союза на Соединенные Штаты, требующее полноценного ответного удара.

В течение следующих четырех дней мир балансировал на грани войны, со страхом ожидая, продолжат ли Советы работу над установкой ракет, попытаются ли прорвать блокаду или иным образом проигнорируют ультиматум президента.

Наконец поздно вечером 26 октября было получено сообщение от Хрущева. В нем говорилось, что он готов вывести свои ракеты под наблюдением Организации Объединенных Наций в обмен на снятие блокады и обещание Соединенных Штатов не вторгаться на Кубу.

Исполком собрался на следующее утро в надежде на быстрое урегулирование ситуации, но оптимизм был быстро развеян вторым посланием Хрущева, которое обнародовали в Москве. В нем предполагалось вывести советские ракеты с Кубы в обмен на вывод американских ракет из Турции.

Однако члены Исполкома знали, что президент Кеннеди не согласился бы на такую сделку. Как Кеннеди позже объяснил в частном порядке, он считал необходимым отказаться от обмена ракетами в интересах западного альянса. Турки также выступали против вывода ракет со своей территории в 1962 году, рассматривая их как символ решимости США защитить страну от нападения России.

Принять предложение Хрущева, рассуждал Кеннеди, означало бы подтвердить подозрения Европы о Соединенных Штатах: когда на карту поставлены жизненно важные интересы США, интересы Европы будут принесены в жертву.

Кеннеди признал, что ситуация была странная и пародоксальная, поскольку в прошлом году он принял решение вывезти устаревшие ракеты из Турции, и рисковать развязыванием ядерной войны из-за ракет, в которых США не нуждались, было бы сомнительно.

Кеннеди выступил с публичным заявлением, фактически обойдя тему обмена ракетами. Затем он отправил личное сообщение Хрущеву, проигнорировав предложение о Турции и согласившись с условиями первого послания советского лидера[37].

Тем временем опасения Исполкома усилились по мере поступления сообщений, во-первых, о том, что на Кубе был сбит самолет ВВС США U-2, и, во-вторых, о том, что еще один U-2 оказался над Сибирью во время миссии по «отбору проб воздуха» вблизи Полярного круга. Первый инцидент с U-2 в тот день навел Исполнительный комитет на мысль о том, что Хрущев, возможно, за одну ночь изменил свое мнение и решил пренебречь требованиями Кеннеди, заподозрив, что американский президент планировал какие-то прямые военные действия против России.

Президент и Исполнительный комитет с тревогой ждали всю ночь. Затем, вскоре после десяти часов утра в воскресенье, 28 октября, Москва опубликовала текст другого послания Хрущева Кеннеди. Советский лидер сообщал, что приказал прекратить работы на кубинских базах и распорядился, чтобы ракеты были возвращены в Советский Союз. Представителям Организации Объединенных Наций предлагалось подтвердить демонтаж.

Кеннеди приветствовал решение Хрущева и выразил «сожаление» по поводу инцидента с U-2 над Сибирью, на который русский лидер указал в своем письме.

Ракетный кризис закончился. Кеннеди одержал, возможно, величайший триумф в ходе холодной войны. И на ноябрьских выборах в конгресс этот триумф выразился в крупной победе демократов.

Кризис стоил республиканцам целых двадцати мест в палате представителей, заявил представитель Калифорнии Боб Уилсон, председатель Республиканского комитета конгресса. Он настаивал на том, что администрация еще в конце сентября знала о российских ракетах на Кубе, но отложила объявление об этом факте, чтобы принять участие в выборах во время кризиса, когда нация традиционно сплачивается вокруг президента.

Уилсон сказал, что чиновники администрации провели секретный брифинг для него и других членов подкомитета ЦРУ в палате представителей за шесть недель до выборов и раскрыли, что наступательные ракеты находились тогда на Кубе (Уилсон, очевидно, имел в виду сообщение очевидца о составной части ракеты, которое поступило в ЦРУ 20 сентября).

Администрация поставила под сомнение обвинение Уилсона, но вскоре Артур Сильвестр, помощник министра обороны по связям с общественностью, сделал ряд заявлений, которые допускали, что администрация, возможно, манипулировала фактами в официальных заявлениях. «Генерирование новостей в результате действий правительства, — заявил Сильвестр 30 октября, комментируя кубинский кризис, — в напряженной ситуации становится одним из видов оружия. Результаты, на мой взгляд, оправдывают методы, которые мы используем… Действия правительства по определенной полноте информации и срокам доведения ее до сведения являются частью арсенала оружия, которым располагает президент для решения политических проблем или для оказания международного политического давления без применения военной силы».

Сильвестр пошел еще дальше в своей речи 6 декабря: «Это неотъемлемое право правительства при необходимости лгать, чтобы найти выход, когда оно сталкивается с угрозой ядерной войны. Мне это кажется главным».

С целью тотального контроля над правительственной информацией Сильвестр распорядился, чтобы представитель его офиса отслеживал каждое интервью, данное с чиновниками Пентагона. Госдепартамент ввел аналогичную практику, но несколько недель спустя под давлением общественного мнения отменил ее. Администрацию обвиняли в «контроле над новостями» и даже использовании лжи, чтобы защитить себя.

Октябрьский триумф Кеннеди был еще больше скомпрометирован, когда Кастро отказался допустить инспекцию ракетных объектов представителями Организации Объединенных Наций на месте. Республиканцы воспользовались этим, чтобы заявить, будто наращивание российской военной мощи продолжается и все наступательные вооружения не были вывезены.

Возглавлял атаку республиканцев сенатор Китинг, который приобрел репутацию эксперта по разведке благодаря своему заявлению 10 октября, за двенадцать дней до телеобращения Кеннеди, о наличии на Кубе наступательных ракет.

Кульминацией посткризисных заявлений Китинга стала речь 31 января 1963 года, в которой он сказал: «Существуют постоянные, абсолютно подтвержденные и неопровержимые доказательства того, что Советы сохраняют военные объекты, которые они ранее построили на Кубе… возможно, у них остались ракеты средней дальности на острове, и им нужно только выкатить их из укрытий. Без инспекции на месте нельзя утверждать, что мы когда-либо узнаем истинную ситуацию с ракетами на Кубе».

Заявление Китинга попало в заголовки газет по всей стране. И администрации было трудно