новодел, уничтожаемый пожаром, делал его капельку свободнее, чуть-чуть, но заглушал бесконечный нескончаемый крик в его душе и делал его боль чуть менее острой. А когда город сгорит целиком, крик этот стихнет навсегда, и он будет свободен.

Царь нежитей втянул широкими плоскими ноздрями ночную гарь еще раз и стал медленно сползать со шпиля здания на крышу. Удостоверившись, что все идет как надо, он хотел поговорить со своим человеком. В последний раз.

* * *

Командир воздушного судна, летчик МЧС, опытный пожарный, налетавший больше нескольких тысяч часов, Сергей Семенович Козловский напряженно смотрел в окно, стараясь держать самолет БПЕ-200ЧС ровно. События последнего часа слились для Сергея Семеновича в какой-то бесконечный тяжелый кошмар. Срочный подъем, приказ вылетать в Москву. Само по себе это указание было абсурдно – самолеты не тушат пожары в городах, это так не работает. Потом обрывочные сведения, которые они слышали с земли, – город горит практически весь, в городе стрельба, жертв больше сотни тысяч…

Им было велено начать тушить центр Москвы, наиболее пострадавший от пожара. Кроме того – и вот это его, честно сказать, волновало больше всего, – буквально пятнадцать минут назад разбился при необъяснимых обстоятельствах второй БПЕ-200ЧС, который взлетал непосредственно перед ними.

Когда они еще только подлетали к Москве, борт стало сильно трясти – пожары создавали невероятно сильный поток теплого воздуха, который поднимался и смешивался с холодным воздухом в облаках. Теперь ему с напарником Алимом приходилось уделять все внимание тому, чтобы машина просто шла ровно.

Сергей Семенович опустил самолет ниже облаков – они уже пролетели границу города, и надо было снижаться. Он посмотрел вниз и ахнул.

– Еб вашу мать, какой пиздец…

Алим удивленно взглянул на старшего – на его памяти Сергей Семенович ругался матом один раз, да и то в ситуации, когда не выругался бы только святой: на базе один из коллег, сдавая задним ходом с парковки, переехал ему ногу. Он тоже посмотрел на город и присвистнул.

Центр Москвы пылал. Несмотря на глубокую ночь, как прикинул Алим, видимость над городом была не хуже, чем в яркий солнечный полдень.

С момента взлета они не перекинулись, кажется, ни единым словом. Только сосредоточенно вели машину: взлет, полет на водохранилище, забор воды, взлет в Москву. Но сейчас Алиму остро захотелось простого человеческого общения, уж слишком вид из самолета был похож на конец света.

– Сергей Семенович, как же так вышло-то? Как мы это все тушить будем?

Вопрос был далеко не праздный. БПЕ-200 используется исключительно для тушения очагов возгорания вне городов. Горящая нефть, лесные пожары – это да, это самое оно, но сбросить двенадцать тонн воды с малой высоты на скорости двести километров в час на место, где стоят дома и живут люди… Последствия такого пожаротушения могут быть страшнее самого пожара. Начиная от разрушения домов и заканчивая человеческими жертвами.

Сергей Семенович не очень понимал, что ответить. Судя по тому, что он видел внизу, его начальство исходило из понятной гипотезы: живых в эпицентре пожара не осталось, так что самое важное – предотвратить его дальнейшее распространение.

– Как обычно тушили, так и сегодня будем… Ну а какие у нас еще варианты?

Он ответил Алиму излишне сердито, но ничего. Он потом извинится.

Сергей Семенович еще раз напряженно выглянул в окно. В целях безопасности им было велено лететь выше, чем разбившийся борт, но выше для самолета пожаротушения – все равно довольно низко. Из окна обоим пилотам прекрасно был виден горящий город, хотя все их внимание было полностью сосредоточено на управлении самолетом. Многоэтажные здания, огонь, что может быть опаснее?..

– Что за чертовщина!

Алим резко повернулся на голос КВС и посмотрел в окно: из-за реки в их сторону летел самолет. Даже на большом расстоянии было понятно, что старый.

– У него на крыльях свастика! Я знаю эту модель, это «Хенкель»! На таких в войну немцы летали…

Сергей Семенович был готов поверить, что конкретно этот «Хенкель» войну точно прошел. Самолет был старый, весь в дырах, стекло защитного купола пробито и… Он даже отпустил штурвал и протер глаза. За сдвоенным пулеметом сидел старик в советской форме. Он приветливо помахал пилотам рукой.

Уве уверенно вел самолет над горящим городом. Он посмотрел вниз и тут же подумал, что сейчас им бы очень гордилась мама, сейчас он поможет спасти тот город, который когда-то бомбил. В этом было что-то очень правильное, и Уве почувствовал радость и благодарность Фомичу с отцом Мафусаилом за то, что ему дали такую возможность.

Что-то стукнуло о дно пожарного самолета. Сергей Семенович глянул на доску приборов, и в тот же момент в ухе у него грубо и хрипло закричала рация:

– Подымай, подымай свое корыто выше, тебя иначе на землю утянут!

Стук усилился. Как будто по корпусу самолета кто-то бежал. Не дожидаясь, пока вмешается командир, Алим сам потянул штурвал, поднимая самолет выше.

* * *

Взрыв застал Степу врасплох, он только добежал до дверей здания, когда земля заходила ходуном у него под ногами. Инстинктивно он подпрыгнул, но ближайшая тень оказалась слишком низко, и он побежал, стараясь обогнать неумолимо накатывавшую на него волну взрыва. Он бежал по «зиккурату» вверх сквозь дождь из бьющегося стекла. Обогнать ударную волну, идущую со скоростью двадцать четыре километра в секунду, даже для супергероя – дело непростое: Степа на мгновение остановился, дав волне пройти сквозь него, и юркнул в разбитое стекло прежде, чем до него докатилась стена огня.

Он оказался в обычном офисном помещении – перегородки, скучные столы, одинаковые компьютеры и пустой кулер в углу. Кое-где на перегородке на уровне глаз сидящего сотрудника были пришпилены открытки или фотографии детей, на каких-то столах стояли забытые чашки, где-то валялся недоеденный бутерброд из автомата. Секунду спустя взрывная волна смела хлипкий офисный быт, и комната наполнилась дымом и огнем. Но за эту секунду Степа успел выскользнуть в коридор и на лестничную клетку. После взрыва особых сомнений у него не оставалось – наверх было единственной опцией, потому что никого живого внизу он точно не найдет.

* * *

Игорь Валерьевич сидел за шикарным столом и смотрел на дверь. Он специально сел спиной к окну, чтобы не видеть пожара. Ему казалось, что эта поза как-то подчеркивает не только значимость исторического момента, но и его особую роль – крутые мужики не смотрят на взрывы. Но когда здание потряс взрыв, комната содрогнулась так, что дорогое кресло Игоря Валерьевича отлетело к противоположной стороне комнаты вместе с ним. Выбравшись из-под тяжелой мебели, он стоял на четвереньках и пытался отдышаться. Лицо его побагровело от