уверенно. Тяжелые копья сдержали натиск. А наша конница неожиданным ударом довершила разгром и ушла в преследование. Сотня разведчиков ждала выживших на том берегу. И каждый из них потом хвастался, что убил десяток горцев. Может быть. Кровавая подтвердила своё название. С пятью сотнями пехотинцев и тремя сотнями всадников мы переправились на вражеский берег. И пошли веером, добивая все, что еще осталось. Тысячи погибших овец, жаркое солнце, сходящие с ума пастухи. Живых овец мы с удовольствием ели. Пять пастухов отправили домой с нашей версией событий. Мне было важно, чтобы горцы поверили в битву на их стороне реки. Тогда на следующий год можно будет повторить засаду на том. С десяток пастухов оказались захваченными в рабство моими крестьянами. От них узнали, что в горах не осталось ни конных воинов, ни лошадей. Все были здесь. Все до одного. Был объявлен Великий Поход. Без овец в сезон дождей, который они называют зимой, есть оставшимся будет просто нечего. Небольшие участки плодородной земли всех не прокормят. Охота в горах плохая. А золота у горцев много. Только в поход его не берут — с ним нужно вернуться. Я этих пастухов наградил как мог.

Овцы погибли все. От соли, пытаясь вернуться в горные долины, в наших котлах. Падальщики слетелись и сбежались в таких количествах, что мы ушли на свой берег Кровавой. Я лично вблизи видел птицу на метр выше меня ростом. Ну или мне с перепугу так показалось.

А еще через месяц к условленному месту на том берегу вышли переговорщики. С положенной здесь двойной лианой в руках. То есть просят мира. Мы перевезли их к нам, дали шатер и позвали разделить с нами трапезу. Ели они хорошо, жадно. Не соврали пастухи, что выход по другую сторону гор был завален камнепадом пять лет назад. Вот они и озверели.

Начали переговоры, предъявили взаимные обиды лет этак за пятьдесят. Потом я сказал, что мертвым все равно, думать надо о живых. Они предложили купить у нас овец.

— А нету! — ответил я. То есть тысяч десять лучших мы отогнали подальше. Половину я взял себе, это с великолепной шерстью, две тысячи на армию, остальных лично раздал крестьянам. Под крики «Отец родной!» или что-то в этом духе. И всё. Нету. Я так и сказал. Попросили лошадей. Я от такого нахальства аж разозлился. Сказал, что самим мало. Тогда спросили зерно и рис. Я милостиво согласился на цену в сто золотых монет за мешок. Теперь обозлились они. Я посокрушался о заваленном по ту сторону гор проходе. Нагло соврал, что это рассказал Зан-ха на допросе. Они попросили его показать. Вытирая слезы рукавом своего одеяния, сообщил им, что глава горцев и мой лучший друг Зан-ха умер во время одного из моих вопросов. Вообще-то держались горцы на допросах неплохо. И врали, как могли. Говорить начинали только после угрозы оскопления. Им это было важно по их религии. Это тоже пастухи подсказали. А Зан-ха погиб во время последней атаки в числе первых. Помолчали.

— Золотой за мешок, — предложил их главный.

Десятикратная цена. Мешки у них небольшие.

— Только в память о моем лучшем друге Зан-ха — девяносто!

— Да мы лучше вообще есть не будем!

— Перемрете вы там все, — начал сокрушаться я, — зачем тогда деньги?

Сошлись на десяти золотых или ста серебряных монетах за мешок.

Драгоценные камни я тоже согласился взять. За пятую часть цены в золоте.

И начался великий обмен. Они купили пять тысяч мешков зерна и риса. А еще мед, овощи, орехи, сушеную рыбу и вяленое мясо. И на все у них хватило денег. Прилично они награбили за пятьдесят последних лет. Мы еле успели до сезона дождей. Их повозки таскали зверюшки, похожие на маленьких осликов. Коня у них я не видел ни одного. А потом в горах пошел снег и закрыл вопрос до следующей весны. Вздохнуть свободно я смог только спрятав все полученное богатство в сокровищницу. И удвоив охрану.

Глава 4

Из хроник Великого дома.

В год 428 после потопа осерчал Глава Дома Летучей Рыбы на горцев, нападающих каждый год на его земли и сам пошел на них войной. В большом сражении четыре тысячи семьсот солдат и ополченцев разбили огромное конное войско горцев. Погибли глава горцев, его сын и все пришедшие с ними воины до последнего человека. У нас же убито было триста пятьдесят человек. Испугавшись, старейшина горцев отдал все награбленное за сто лет золото главе Дома Рапи-ра и поклялся не воевать с Домом Летучей Рыбы. Тогда же случилось чудо. Посмотреть на поле боя прилетел дракон. Увидев главу Дома Рапи-ра, он ему поклонился. Океан велик! Этот случай засвидетельствован Первым главой церкви Томи-ра, личным оруженосцем главы дома Бак-ра, тысячником войска Зарг-ра.

Войско вернулось в свои лагеря. Начался набор солдат вместо погибших. Да еще я объявил о наборе в личную гвардию. Она вроде как в две тысячи разрешенного состава не входит.

Земли Дома войну почти не ощутили. Соль опять подешевела. А я собрал Совет. Томи, Аки, Бак, Ром, Лами-ра, глава Предгорий со счастливым лицом, довольный казначей, воевода. И хватит. Похвалили друг друга, поздравили. Бак, размахивая руками, рассказал, как мне поклонилась огромная птица. При этом, чтобы показать её рост, залез на стол и подпрыгнул.

— Да не кланялась она! — разозлился я, — А просто стала опять жрать! Хорошо, что не меня!

— А со стороны очень похоже, — не сдавался Бак, — всё войско только это и обсуждает! Говорят, что наш Владетель самый великий!

— Поклонилась огромная птица? — вздохнул Томи, — Ладно, придумаю для хроник что-нибудь.

Большую часть денег решили отложить до худших времен. Мою идею стратегических запасов поругали, но приняли. Хранить есть где. Амбары Владетеля стояли пять последних лет пустые.

Мое предложение строить флот не приняли. Но решили купить три боевых корабля, заказав их на Острове Торговцев. После того, как я сказал, что матросы это те же воины, а флот Властитель нам не ограничивает. Подумали еще. И постановили докупить еще три, как разберемся с первой тройкой. А мой трофей переделать в скоростной разведчик. И больше с армией не наглеть. Пока. Год был урожайный, рыбы тоже много. Торговля налажена. Вот только в городе Рута обнаглели бандиты. Рута это мой третий город. Порт, Столица и Рута. Рута самый большой, стоит у реки. По ней суда с Океана поднимаются до торговых пристаней. Так что оказываются в центре