Шрифт:
Закладка:
— Да ну тебя, — парень отвернулся, — Такие вопросы мой народ считает невежливыми.
Я отвернулась от него с твердым намерением промолчать всю дорогу до станции. Не хочу больше с этим обалдуем говорить.
— Ну не дуйся, — миролюбиво протянул юноша, — Задай простой вопрос.
Любопытство и гордость сошлись в схватке не на жизнь, а на смерть. Любопытство отправило гордость в нокаут с первого раунда.
— Те, в вагоне, хотели похитить меня? Не просто человека, а меня персонально?
Едва заметный кивок.
— Они были людьми? Не то чтобы я увлекалась анатомией, но творить со своим телом то, что творили они, по-моему, невозможно…
Отрицательное качание головой.
— О господи! Это инопланетяне? Скажи, они ведь инопланетяне, да? Прилетевшие на Землю захватчики?
Нервное покашливание.
— Нет? Тогда скажи, почему я раньше тебя не замечала? Ты прятался?
Кивок.
— А где? Это вроде конспирации среди толпы, да? Прямо как со шпионами?
Отрицание.
— Ты человек?
— Извини, пожалуйста, но это личное, — юноша прервал наш странный диалог, — Не отвечу из принципа.
— Личное? Ну и ладно, больно надо. Скажи лучше, кто такие неразлучники?
Юноша встал как вкопанный, так что я врезалась ему в спину. Уставился на меня странно блеснувшими глазами.
— Услышала это прозвище от одного из тех, в поезде, — торопливо пояснила я, — Кажется, от твидового.
— Не называй нас так! Это грязное ругательство, за которое любого другого я бы… — юноша скрипнул зубами, рука его сжала мою крепче, — Я же не зову тебя хомосапиенсом или человечиной, верно?
— Любого другого? Есть другие, кого ты оберегаешь?
Юноша умолк.
— Плохая была затея, ой плохая, — протянул он, — Все, заканчиваем с этой дурацкой викториной.
— Постой! Я не буду больше такой любопытной, прости пожалуйста! Пойми, ты сейчас единственный, кто может мне хоть что-нибудь объяснить! А я, между прочим, даже имени твоего не могу узнать!
— Мы не будем вместе достаточно долго, чтобы в том был хоть какой-то прок, — он уже спешил дальше — быстро удаляющийся источник света в океане тьмы, — Называй меня протектором или хранителем, если совсем неймется.
— Хранитель? — настала моя очередь изумиться, — Нет, постой! Быть не может!
— Чего?
— Ты ангел?
На сей раз юноша не удержался и громко расхохотался. Смеялся он долго, сотрясая туннельную тьму и утирая накатившие слезы обшлагом рукава.
— А-ан-ангел? Пха-ха-ха! Ты серьезно решила, что я ангел? — он привалился к стене и закрыл лицо руками, — Нет-нет, ты серьезно такая набожная?
— Пошел ты, — я потрогала крестик на шее и сердито зашагала дальше.
— Я не ангел, Алекс, я из плоти и крови! Будь я ангелом, я оказался бы очень плохим ангелом! Ты видела, что мы сотворили с теми, в вагоне? У них наверняка были семьи, планы на завтрашний день, сокровенные мечты! Один так был совсем ещё щенок! А мы пришли, увидели и уничтожили их! Ты понимаешь? Отныне и навсегда их больше нет! Ни на этом свете, ни на каком другом!
Я остановилась и испытующе посмотрела на него.
— Нет, никакой я не ангел, — добавил юноша, — И не демон, не смотри на меня так! Даже если те и другие существуют, в чем лично я сомневаюсь, они не вмешиваются в наши земные дела… спасибо им за это.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— То есть то, что я знаю твой дом, тебя не смущает, а то, что знаю твое имя — да? Мы уже долгое время оберегаем тебя от опасностей, Алекс, странно было бы не знать его! Не беспокойся, злые уста его не произносили. Если уж на то пошло, у таких как мы имя — вещь высокопочитаемая и едва ли на самая драгоценная. Скрытого смысла или магии тут не ищи, всего лишь особенности культуры. Добавлю, что если ты делишься именем, то это знак уважения и доверия.
Юноша примолк, и легкая улыбка заиграла на его лице. Он оправил мятый и грязный воротник рубашки, пошел вдоль рельсов дальше. Внезапно остановился, словно ему в голову пришла неожиданная мысль. Обернулся и произнес:
— Эдвард.
Я смотрела, как он в молчании отвернулся и продолжил путь по туннелю. Химический светильник в его руках освещал пространство вокруг зеленым ореолом, на фоне которого фигура моего проводника казалась чернее ночи.
Глава 2. Жизнь в долг
2. Жизнь в долг
Никогда не задумывалась, как выглядит станция метро со стороны путей. Когда стоишь на перроне, всё просто — вокруг свет, голоса людей, толкотня. На старых станциях даже красиво: фрески, скульптуры, барельефы. А пути — тёмные мрачные провалы, откуда дует тёплый, пахнущий машинами ветер.
С путей всё иначе. Здесь и запах совсем другой, в нём меньше железа и больше воды и земли. И приглушенный свет редких ламп. И безумное количество кабелей и проводов, неужели они все для чего-то нужны?
А станция — лишь светлое пятно в конце туннеля, откуда доносится невнятный шум.
Я стояла в одиночестве, ждала Эдварда и слегка трусила. Кто бы на моём месте не боялся, после всего случившегося? Я даже считала, что хорошо держусь. Но когда на светлом фоне появился силуэт Эдварда, почувствовала облегчение.
— Там наемники из Орта и Мийра, — сообщил юноша, вернувшись с разведки, — Пытаются слиться с толпой: вся станция кишит служителями правопорядка и прочими официалами. Пассажиры ругаются и выходят на поверхность, им объявили, что станция закрыта до завтрашнего дня.
— С ними и выйдем! — обрадовалась я.
Но Эдвард покачал головой:
— Наёмники не выходят. Они меняют обличье на официалов. Стоит нам появиться, всадят дротики или полоснут отравленным кинжалом.
— Дротики? — удивилась я.
— Ну или застрелят из пистолета, думаешь, приятнее? — пожал плечами Эдвард, — Можем, конечно, дождаться ночи, скрываясь в туннелях — поезда этой ветки все равно отменили — а когда люди уйдут, я перережу нелюдей, но…
Он задумался и забормотал себе под нос:
— Многовато переменных, все может пойти не по плану. Надо было выходить с пассажирами поезда… Есть лишь один путь, но разве мы вправе пустить девчонку в Лимфу? Это нарушение столь вопиющее, что даже не было упомянуто в табу! Впрочем, какая сейчас разница? Если ее убьют, всем будет плевать, сколько табу мы нарушили.
— Эй, я вообще-то здесь! — я дёрнула его за рукав. — Невежливо говорить о человеке в третьем лице в его присутствии!
— Что поделать, я профессиональный убийца со склонностью к хамству, — парень перехватил мою руку. — Короче, жить хочешь?
— Совсем дебил?
— Тогда дай завяжу глаза, — он потянулся к кожаному чехлу на поясе и вытащил оттуда не то очень плотный бинт, не то узкий белый шарф, — Дороги,