первый дознаватель? — задал я, казалось, резонный и совсем не обидный вопрос, который мгновенно привёл моего визави в раздражение.

— А что, я вам не нравлюсь? — недружелюбно спросил он.

— Вы не девушка, чтобы нравиться или не нравиться, мне просто интересно знать, почему поменялся дознаватель, — стараясь держать себя в руках, пояснил я. — Или я не имею на это права?

— Имеете… — как-то странно ухмыльнулся он. — Тогда вы допрашивались в качестве потерпевшего, а сейчас — в качестве обвиняемого по статье «хулиганство», статья 206 УК РСФСР, часть первая, что означает, что вы можете быть наказаны от штрафа до одного года лишения свободы.

— А почему такой резкий поворот в расследовании? Или пропало медицинское заключение об осмотре моей разбитой головы и сотрясении мозга?

— У нас ничего не пропадает, — отрезал он. — По свидетельству очевидцев, вы были инициатором инцидента и свои ранения получили тогда, когда вас пытались утихомирить!

— Что?!! — воскликнул я, не ожидая ничего подобного; от такой несправедливости я даже вскочил со стула.

— Сидеть! — рявкнул дознаватель. — Или вы хотите и здесь добиться того, чтобы вас усмиряли?

— Извините, но это же полная чушь! — проговорил я, усаживаясь на стул. — О каких очевидцах вы говорите?

— Их более чем предостаточно!

— Может быть, и Олег Чулков среди них?

— Показания Олега Чулкова тоже имеются в деле, но даже они вас не оправдывают. — Он порылся в пухлой папке, нашёл нужную страницу. — Вот, пожалуйста: «Виктор встал из-за стола и подошёл к парням, сидящим за соседним столиком. Зачем он пошёл к ним и о чём с ними разговаривал, мне неизвестно: из-за музыки и песен не было слышно… Кто ударил первым, я не видел — отвлёкся, а когда повернулся, то увидел, что Виктор Доценко бьёт парня и того отбрасывает на их же столик… Да, я видел, что лицо Виктора в крови, но откуда появилась кровь, я не знаю…» Вам всё ясно, обвиняемый?

— Вот сука! — вырвалось у меня.

— Что?!!

— Я не о вас, а о своём так называемом приятеле! Он же врёт всё! Он всё видел!

— Врёт — утверждаете вы, а у меня подписанные им показания.

— А девчонки, которые сидели за нашим столиком?

— Их показаний в деле нет: в отделение они не явились, фамилий вы назвать не можете, а по одним именам найти человека в Москве… — Он развёл руками. — Да и что они могут сказать, если даже официантка, как говорится, незаинтересованное лицо, даёт показания, идентичные тем, что дали трое приятелей того, с кем вы затеяли ссору, да ещё замечает, что вы выглядели нетрезвым.

— Господи! Бред какой-то! Товарищ дознаватель… — взмолился я в отчаянии.

— Для вас я пока гражданин дознаватель! — сухо поправил он.

— Хорошо, гражданин дознаватель. Поверьте, я вам правду говорю: во-первых, я не пил, это легко можно проверить по нашему заказу; во-вторых, если официантка говорит искренне, а не под чьим-то давлением, то она могла увидеть меня после удара бутылкой по голове, когда я действительно мог не только окосеть, но и отправиться на тот свет, я даже сознание потерял, милиционер должен подтвердить. Мы сидели, пели песни…

— А говорите, что не были пьяны, — вставил дознаватель.

— Мы пели от чувств, охвативших нас по случаю праздника, от хорошего настроения, оттого, что я встречался с такой легендарной личностью, как генерал Фёдоров, а не потому, что были пьяны, — с обидой заметил я.

— Так говорите вы, а у меня свидетельства очевидцев! Допустим, вы действительно не заказывали спиртного, но пришли уже навеселе!

— Да мы вышли от генерала Фёдорова в половине восьмого вечера и около восьми уже были в «Печоре», или вы хотите сказать, что мы шли по улицам Москвы и накачивались алкоголем?

— Это говорите вы, — тупо повторил дознаватель. — Хотите совет?

— Какой?

— Пойдите навстречу следствию, и Суд это наверняка учтёт!

— То есть вы предлагаете скрыть правду и самого себя оговорить?

— Я ничего вам не предлагаю, лишь даю разумный совет!

— Спасибо за такой совет, — сдерживаясь, чтобы не сорваться, язвительно заметил я. — Но я в жизни никогда не врал и врать не собираюсь!

— Вот как? Столько развелось таких правдолюбцев, что скоро мест в тюрьмах не хватит! — Он вдруг весело расхохотался.

— Ничего, за вами не заржавеет: вы новые понастроите!

— Вижу, вы ничего не хотите понимать. — Он пожал плечами и пододвинул мне протокол допроса: — Прочитайте и внизу напишите: «Записано с моих слов, всё верно, мною прочитано и замечаний нет», после чего распишитесь.

— Господи, я вспомнил! — неожиданно воскликнул я.

— Что вспомнили?

— Вспомнил номер телефона одной из девушек за нашим столиком! — Вероятно, в минуты опасности мозг начинает работать с такой эффективностью, какой не бывает в обычном состоянии. Я быстро продиктовал номер. — Её Настей зовут.

— Хорошо, я проверю. — Он был явно недоволен и не скрывал этого.

— Прошу вписать это в протокол.

— Разумеется, — процедил дознаватель сквозь зубы и поморщился, тем не менее выполнил мою просьбу и опять пододвинул ко мне протокол.

Медленно вчитываясь в каждое слово, прочитал его, сделал пару поправок, которые дознаватель, пребывая на грани нервного срыва, внёс в протокол, и только собрался его подписать, как вдруг вспомнил один американский фильм, который смотрел в Доме кино.

— Скажите, а почему вы мне не напомнили, что я имею право на вызов адвоката? И если его у меня нет, вы обязаны предоставить мне государственного защитника.

— Ты что, забыл, в какой стране живёшь? — Он взглянул на меня как на сумасшедшего. — Ты живёшь в Советском Союзе, а не на гнилом Западе. Вот закончится следствие, тогда и получишь своего адвоката! Расписывайся!

— Любой документ, связанный со следствием, я буду подписывать только в присутствии адвоката! — непреклонно заявил я и демонстративно отодвинул от себя протокол допроса.

— Не подпишешь?

— Нет! — твёрдо ответил я.

— Ну, смотри, — угрожающе произнёс он и взял протокол. — Так и напишем: «От подписи обвиняемый отказался…»

После чего вызвал конвой.

— Обыскать по полной программе! — приказал он.

Тогда-то у меня и забрали паспорт, ключи от комнаты, кошелёк с деньгами, примерно сто пятьдесят рублей, и обручальное кольцо. Дознаватель составил опись изъятого и выписал постановление об аресте. А на меня вновь надели наручники. Вскоре я уже ехал между двумя милиционерами на заднем сиденье уазика.

В голове вертелся всего один вопрос: куда меня везут? Но когда милицейский уазик въехал в какие-то странные ворота, которые тут же за нами закрылись, и мы оказались в своеобразном тамбуре перед другими воротами, я догадался, что мы приехали в тюрьму. От этой догадки у меня перехватило дыхание. Появилось такое чувство безысходности, что хотелось завыть от