И с изумлением обнаружила, что его волшебный мужской жезл, немного было утомившийся и опавший после моих жарких ласк язычком, снова начал набухать и расти под моими пальчиками, чем очень воодушевил меня. Значит наставления моей милой Мими не прошли даром, и я способна удивить своего искушённого мужа в свою первую брачную ночь и постичь то невыносимое наслаждение, которое бывает доступно супругам под альковом ночи.

— Ты невероятная женщина, Софи, — уже с нескрываемой нежностью и горячей страстью прошептал граф Уваров, когда я крепко сжала его жезл и стала водить по нему своей рукой вверх-вниз, вверх-вниз, как делал тогда Егорка на мельнице, а из второй ладони я не выпускала его круглые камушки в мешочке, перебирая и со всей предельной нежностью перекатывая их между пальчиками, от чего все его чресла напряглись и стали почти железными на ощупь.

И тут мой граф встал передо мной на колени, и широко развёл мои бёдра в стороны, и я, признаюсь, закрыла лицо ладонями в великом смущении: никто никогда не заглядывал мне туда.

Брачная ночь. Глава 8

— А теперь, моя маленькая жёнушка, мне надо исполнить свой супружеский долг, — с усмешкой прошептал он мне.

И тут он встал и подошёл к дорожному сундуку, который принёс кучер из нашего экипажа перед тем, как оставить нас одних. Открыв его, он извлёк бутылку тёмного стекла, и ловко открыл её своим кинжалом. Налил в фужер, который достал тут же, из дорожного набора, немного рубиновой жидкости и, подойдя ко мне, приказал:

— Отпейте этого божественного портвейна с острова Мадейра, Софи. Поверьте, он способен расслабить и облегчить вашу боль.

Я послушно обмакнула губки в вино, и тёплый сахарный виноград потёк мне в ротик, дурманя мои мысли и чувства.

— Так, моя маленькая Софи, так, — приговаривал граф, прижимая фужер к моим губам, пока я не выпила его полностью до дна, и воздушная лёгкость охватила меня.

Налив ещё немного вина в кубок, мой муж преуютненько устроился между моих широко разведённых ножек, любуясь открывшимся ему видом, и вдруг, обмакнув свой палец в вине, провёл им вдоль по моей киске, как ласково называла её моя Мими.

— А теперь, моя милая жёнушка, настал мой черёд доставить вам великое наслаждение, — проговорил он, и к моему огромному изумлению, слизнул своим языком растёкшуюся по моей голенькой киске каплю, и сладкий нежный трепет охватил всё моё лоно.

Тут граф снова обмакнул свой палец, и ещё раз окропил мою трепещущую от нетерпения складочку, и снова слизал её своим языком, и я почувствовала, как снова делается мокренько всё и меня внизу, пылает и набухает. И я, не в силах сдержаться, простонала:

— Ещё, граф, умоляю вас!

А он со смехом отстранился и сказал:

— Искусство наслаждения состоит в растягивании удовольствия, моя милая Софи, и вам только предстоит это узнать, — и он поцеловал меня в горячечные губы, и я запустила свой язычок навстречу его, посасывая и облизывая его уста. А его пальцы продолжали нежно ласкать мой шёлковый весь мокрый от наслаждения разрез между ножек, доводя меня до исступления.

И когда я, чуть ли не рыдая, попросила его:

— Умоляю вас, ради всего святого, ещё! — граф снова скользнул вниз, и его упругий длинный язык вонзился прямо в меня, отчего я вскрикнула в наслаждении.

И совершенно немыслимыми и ловкими движениями вверх-вниз он продолжал водить его кончиком, пока я, изогнувши спину и не подавшись вся вперёд бёдрами и попкой навстречу его жарким горячим губам не застонала:

— Прошу вас, граф, ради всего святого!

И тут увидела сквозь полуприкрытые веки, как мой супруг, встав на колени и нависнув надо мной, достал свой огромный желанный жезл и словно приноравливал его к моей сладострастной дырочке, уже с трепетом предвкушающей его законное вторжение.

Осторожно и неспешно, он провёл круглым навершием своего органа по моей мокренькой киске, от чего она запылала словно от огня, и как будто запульсировала, а граф, приговаривая:

— Немного терпения, моя милая Софи, — продолжал будоражить и распалять во мне ещё больший огонь страсти и желания, дразня мою ненасытную дырочку своим восхитительно шёлковым жезлом.

И тут я, больше не в силах сносить эти невыносимо сладкие муки, сама приподняла на ногах свою попку, прямо навстречу его торчащей крепкой палочке и, в нетерпении схватив её своими ладошками, застонала:

— Граф, прошу вас…

И в тот же миг я почувствовала невыносимую пронзительную боль, от которой едва не потеряла сознание, но мой муж, навалившись на меня всем своим стройным и гибким телом, не отпускал меня, и продолжал таранить мою мягкую мокрую дырочку, вводя свой жезл до самого конца. И снова, и снова, и снова, повторяя мне в ушко:

— Вот так, моя маленькая Софи, вот так…

И тут моя боль стала постепенно утихать, уступив место всё нарастающей неге, которая тёплой сахарной патокой разливалась у меня по моей распухшей киске и животику, и тут стрела сладостного, никогда не ведомого мне ранее удовольствия пронзила всё моё тело, сотрясая его в экстазе наслаждения. Я словно воспарила на небеса и теперь видела всё происходящее со стороны: моё распластанное под графом тело, мои ножки, крепко сжимающие его бёдра, словно боясь отпустить его, и мои руку, царапающие в приступе неизбывного наслаждения его широкую могучую спину.

— О мой граф, — только и смогла пролепетать я своими изгорячёнными губками, когда почувствовала, как тело моего мужа напряглось, как у хищного зверя перед прыжком, и в моё лоно полилось горячее семя, и я лишь шептала:

— Ещё, ещё, ещё, — продолжая крепко сжимать его бёдра своими ножками и толкая свою попку и киску навстречу его пульсирующего пылающему жезлу, дарящему мне нескончаемое блаженство…

— Что это, граф? Я умираю?! — в ужасе воскликнула я, когда после того, как мой муж вынул из меня свой усталый пестик, перекатился на спину, и я увидела кроваво-красное пятно, растёкшееся подо мной на белоснежной простыне.

— О нет, моя маленькая, Софи, ты только что родилась заново, уверяю, — промолвил мой муж, нежно лаская меня между ножек. — Кто бы мог подумать, сколько сюрпризов скрывается в этой прелестной головке, — добавил он, проведя рукой по моей щеке, чем несказанно польстил мне.