Я подошёл к деду, встретился с ним глазами. До чего же умный у деда взгляд! Я протянул руку, он тоже, я положил розового единорога в его широкую, как тарелка, ладонь. Коснулся его руки: тёплая. Человеческая. Хотя чего я удивляюсь – нога была такая же тёплая.

Мои друзья уже спускались с холма, и я рванул за ними.

Глава шестнадцатая, в которой мы разглядываем дедову аватарку

Журавская немедленно полезла во «ВКонтакте» и принялась листать бесконечный список своих друзей.

– Сколько их у тебя?

– Тысяч пять, – ответила она, не отрываясь от экрана. – Может, шесть.

– И ты что, каждого знаешь?

– Ну да. А ты чего, не знаешь всех своих друзей?

– Хм. Я-то знаю. Но у меня их тридцать четыре. А настоящий друг – вообще один.

– Вот он! – удовлетворённо сказала Журавская и показала мне аватарку. – Я же говорила, что я его уже видела!

Действительно, наш дед!

– Это же профиль Красновидова! – удивился я.

Меж тем Журавская уже звонила Красновидову:

– Алё, Вовка, вопрос жизни и смерти, ты где фото взял для аватарки?.. Надо!.. Да просто интересно!.. Ладно, бай. – Она положила трубку. – Не помнит. Нашёл в интернете, говорит.

– Выйдем из метро и запустим поиск по картинкам. Хочешь, в кафе зайдём? Там вайфай хороший.

Мы уселись в кафе и практически сразу нашли фото нашего неандертальского деда. Фото, настоящее, не компьютерную графику или рисунок! Как это может быть?

– Смотри, Мика!.. Оказывается, наш дед жил во Франции! Учёные называют его Old Man of La Chapelle! Старик из Ля-Шапель!

– Да, вижу, я тоже нагуглил! – В этот раз я проигнорировал дурацкого Мику с лёгкостью: дед занял всё мое внимание.

– Ваш сок. – Официантка поставила на стол наши стаканы.

– Смотри, оказывается, учёные умеют реконструировать внешность человека по черепу… – сказал я. – Нашего деда реконструировали два брата-скульптора… Вау! Погугли Kennis and Kennis Reconstructions!

– Ой, – опечалилась Журавская. – Его похоронили! Наш дед, значит, помер!.. Как жаль!..

Я оторвался от телефона и испытующе на неё посмотрел: не шутит.

– А ты думала, что он протянет ещё шестьдесят тысяч лет и мы встретимся?

– Смотри! – Журавская уже меня не слушала. – Смотри, неандертальцы похоронили деда в пещере.

Мы бросились рассматривать дедово захоронение. Знакомая местность: холмы, кустарники. А в холмах – небольшие пещерки. Скорее даже гроты. И вот в этих гротах неандертальцы хоронили своих близких.

Мы начали ходить по ссылкам и читать про нашего деда всё, что попадалось в Сети.

– «Наличие погребений разрушает представление о неандертальцах как о примитивных дикарях…» – прочитал я. – Сами вы – примитивные!

– Так… все захоронения – на боку в позе эмбриона! Мика, как это мило!

– «Для разведения огня неандертальцы использовали диоксид магния…» Ты можешь себе представить такое?! Они сыпали порошок на дрова – и древесина быстрее разгоралась!

– Ой, Мика, Мика, слушай! Слушай! – У Журавской загорелись глаза.

– Чего?

– Сколько лет было нашему деду? Нет-нет, ты не гугли, ты так угадай!

– Ну, лет семьдесят или восемьдесят?

– Сорок! – с торжеством сказала Журавская.

– Не может быть!

– Может! Смотри! – Она начала читать: – «40 процентов смертей в популяции – дети до 11 лет… Средняя продолжительность жизни неандертальцев составляла 22 года… до сорока доживали единицы!»

– То есть сорок-пятьдесят лет – это глубокая старость была?

– Ну!

– Поразительно!

– Слушай: половая зрелость наступала в возрасте 9-10 лет! Какой ужас!

– Это у нас уже по двое-трое детей могло быть! Как тебе такое?!

– Орудия неандертальцев… так… более 60 разновидностей каменных и костяных орудий…

И тут раздался стук в окно. На улице стояли Кузьмина и Сергейчева. Счастливые, как на Новый год. Ну всё, весь класс теперь узнает: Журавская с Садовским тусили в кафе. Но мы тоже дураки: уселись у окна, у всех на виду. А с другой стороны, почему я должен прятаться? Подумаешь, кафе. Мы, в конце концов, по делу.

Кузьмина и Сергейчева пошли дальше. Они постоянно оглядывались на нас, толкались, визжали и хихикали. Сергейчева споткнулась и упала, и Кузьмину это рассмешило ещё сильнее.

Да, было бы интересно узнать, каким образом мы победили неандертальцев в эволюционной борьбе.

Глава семнадцатая, в которой Журавская заявляет протест против математики

Семён нервничал. Оказывается, к нему на работу опять наведывалась полиция. Задавала вопросы. В конце концов, Антонина Ивановна испарилась на территории музея. Пока Семён вне подозрений: он вёл экскурсию на глазах у тридцати человек, когда АИ пропала. Сколько-то времени у нас, наверное, есть. Вопрос – сколько. Рано или поздно полиция заинтересуется его стабилизатором. И что тогда?

Можно разобрать стабилизатор и спрятать концы в воду, но в таком случае АИ останется в прошлом. Дед-неандерталец мне очень понравился, но! АИ там просто не выживет.

С такими мыслями я отправился в школу. С последней парты мне помахала Журавская, я кивнул в ответ. Заметив это, Кузьмина с Сергейчевой переглянулись, но в целом всё было спокойно. Класс жил обычной жизнью. Я предполагал, что новость о нас с Журавской произведёт сенсацию. А оказывается, никому и дела нет. Интересно.

Математику опять заменяла завуч. Она и поймала Журавскую: Оля рисовала – вместо того, чтобы решать примеры.

– Математика – это мышление! – бушевала завуч. – Сколько можно бездельничать, Ольга! Взрослая девочка – и сидит рисует обезьян!

– Это не обезьяна, – твёрдо сказала Журавская. – Это человек неандертальский!

– Не важно! Если ты не возьмёшься за ум, то сама превратишься в неандертальца!

– А мы и так неандертальцы. – Журавская продолжала препираться. – У нас есть 2 % неандертальской ДНК.

Мама постоянно повторяет, что у меня проблемы с коммуникацией. А мне кажется, что проблемы с коммуникацией как раз у Оли. Она никогда не знает, что давно пора заткнуться. И, соответственно, не затыкается.

– Та-ак! – угрожающе сказала завуч. – Давай-ка иди к доске.

Оля Журавская вышла из-за парты, встала у доски. Гордо.

– Я, – начала с достоинством она, – считаю, что мышление прекрасно развивается безо всякой математики.

Класс радостно загудел и оторвался от тетрадок, предвкушая развлекательную программу.

– Да что ты говоришь?! – подняла брови завуч. – Ну, обоснуй, – добавила она и села за учительский стол.

Журавская схватила тряпку, стёрла номера заданий (класс от такой наглости ахнул). Взяла мел.

– Хорошо! – начала она. – Вот – Африка!.. Колыбель человечества!..

Глава восемнадцатая, в которой Журавская ищет аргументы в колыбели человечества

На доске с краю появился малюсенький зверёк.

– Мышка! – крикнул Максимов.

– Юрамайя, – сухо поправила Оля. – Млекопитающие эволюционировали миллионы лет, и 66 миллионов лет назад появился пургаториус, наш супердалёкий предок. Он был размером с крысу.

Завуч хмыкнула:

– И?

– И он эволюционировал в обезьянку – архицебуса. – Журавская быстро набрасывала силуэты. – Архицебус эволюционировал в сааданиуса, тот – в проконсула. Проконсул – это та самая древняя обезьяна, которая 8 миллионов лет назад встала на задние конечности.

Я оглянулся на одноклассников: все как один сидели выпучив глаза. Завуч тоже пребывала в изумлении. Журавская продолжала:

– Ну вот! Проконсул постепенно превратился в австралопитека. И вот эти самые австралопитеки стали ходить на двух ногах, а детёнышей таскали на руках – безо всякой, заметьте, математики!.. Они и говорить-то не умели!

В классе захихикали.

– Оля, а откуда ты всё это знаешь? – поинтересовалась завуч, глядя на Журавскую поверх очков. – Вы этого ещё не проходили.

– Ой, да подумаешь! Нам о чём-то таком в музее антропологии рассказывали!.. – выкрикнул Красновидов.

Очень интересно! Я был уверен, что он пропустил мимо ушей всю экскурсию. А вообще, такое ощущение, что мы ходили в музей миллион лет назад!..

– Австралопитеки, – сказала Журавская учительским тоном, – начали пользоваться орудиями труда – палками, камнями, – а потом принялись их изготавливать. И эволюционировали в человека умелого. Они умели считать? Нет! Они знали таблицу умножения? Конечно, нет!

6 «А» обрадовался. Им показалось, что это сильные аргументы.

– Потом появился человек прямоходящий – он же Нomo erectus, потом человек гейдельбергский…

– А откуда он появился? – спросил Красновидов.

– Кто?!

– Ну, этот, бельведерский человек!

Сбитая с толку Журавская непонимающе уставилась на Красновидова. Ей на помощь неожиданно пришла завуч:

– Бельведерский – это Аполлон, Вова. А человек…

– А человек – гейдельбергский, – подхватила Журавская. – Я же говорю! – Она начала злиться и тыкать мелом в фигурки. – Проконсул – австралопитек – человек умелый. Вот так мы развивались!

– Ну и? – не унимался Красновидов.

– Ну и… – передразнила Журавская. – Человек умелый жил на планете 1,5 миллиона лет! Как ты думаешь, можно за 1,5 миллиона лет измениться?! Внешне и мозгами?

– Можно, – покладисто сказал Красновидов.

– Вот человек умелый и изменился. Стал выше, умнее! Научился делать рубила! В конце концов он поменялся настолько, что его назвали человек прямоходящий! Homo erectus! Ясно тебе?

– А прямоходящий опять изменился?

– Да, прошло ещё 700–800 тысяч лет, и человек прямоходящий изменился так, что его назвали гейдельбергским.

– А можно уже к математике переходить? – спросила завуч. – Вернее, к тому, что она человеку не нужна.

– А что меня Красновидов отвлекает постоянно?! – Журавская воздела к потолку