– А почему? – спросила Журавская.

– Потому что они больше полумиллиона лет жили в Европе. Там было холодно. Выживали люди, наиболее приспособленные к климату ледникового периода.

– Это какие? – спросил я.

– Ну, такие… Невысокие, широкие, массивные, способные выносить холод. У них мышечной массы было на 40 процентов больше, чем у нас.

– Какие-то бодибилдеры просто! – воскликнула Журавская.

– Тяжелоатлеты! – добавил я.

– Ну. Поэтому и топоры у них такие тяжёлые. Миша, тогда дротик возьми.

– А ты?

– Я всё-таки возьму топор. Человек с топором вызывает уважение. Хотя я вряд ли смогу кого-то им треснуть. С непривычки можно самому себе по голове заехать.

Раздался уже знакомый нам БАБАХ, и мы начали своё падение к неандертальцам.

Глава тринадцатая, в которой мы вплотную знакомимся с технологиями неандертальцев

– До чего острый! Это что за камень такой?

– Это кремень. Неандертальцы находили большой камень и отбивали от него плоские кусочки. Заготовки для лезвий.

– А чем отбивали?

– Другим камнем. Это очень непросто – отколоть от кремня скол нужной формы. Я пробовал: пять часов возился…

– И как?

– Да никак, только пальцы отбил.

– А камень?

– Камень раскололся на кривые-косые куски, и всё. А вот неандертальцы это всё умели. Смотрите, – Семён взял у меня моё оружие, – наконечник у этого дротика сделан из треугольного кусочка кремня. То есть дядька-неандерталец намеренно откалывал заготовку под остриё, понимаете?

– А что, заготовки разные бывали?

– Да я же говорил уже – разные! Были отщепы – короткие и широкие сколы, были…

– Не так быстро, я же записываю! – возмутилась Журавская, которая и правда строчила в своей тетрадке при свете телефона.

– А! – Семён начал диктовать медленнее: – Были треугольные острия… Были длинные и узкие пластины – заготовки для ножей… Потом сколы обрабатывали – убирали слишком острые края… Успеваешь?

– Ага.

– Слушай, Семён, – сказал я, – я так понял, что у неандертальцев достаточно орудий, чтобы нас убить…

– Не говоря уже о том, что они с лёгкостью убьют нас и голыми руками, – заметила Журавская.

– А насколько они были агрессивные? Они реально ели друг друга? – продолжил я. – Нам их надо бояться?

– Ну… как тебе сказать…

– Понял, – сказал я. – Ели. Надо.

И мы приземлились в какие-то колючки.

Глава четырнадцатая, в которой Журавская встречает знакомого из интернета

– Мда, – сказал Семен. – И тут её нет. Антонины вашей. Опять мимо. Зря вооружались.

– Осмотримся? – предложила Журавская.

– А смысл?

– Смысл?! – воскликнули мы хором. Возмущённо.

– Ладно, десять минут. И домой. Тут дикого зверья полно.

Мы, ступая как по стеклу, осторожно шли по далёкому прошлому. В Сунгире мы даже не успели осознать, что мы находимся в палеолите, потому что нас постоянно лупили и толкали. А тут!.. Тишина, только вдалеке пасётся какое-то стадо – вроде бы олени. Только птицы щебечут!.. Ой, нет, из-под земли доносятся какие-то завывания!

– Стоять! – скомандовал Семён.

– Это кто? – спросила Журавская.

Семён сунул мне своё рубило (я прижал его к животу) и взял мой дротик. Звуки доносились из густого кустарника. Семён пошевелил кусты дротиком – никого. Семён с Журавской раздвинули колючие ветки, и мы увидели узкую расщелину в скале.

Из расщелины торчала грязная нога. Вернее, ступня. Растоптанная, мозолистая. С крупными пальцами и обломанными толстыми ногтями.

– Какая гадость! – поморщилась Журавская.

В ответ раздался стон. Ясно, кто-то – судя по ступне, человек – угодил в расщелину. Не сговариваясь, мы приступили к спасательной операции.

Я бросил рубило. Мы протиснулись сквозь колючие кусты и заглянули в щель. Человек застрял в расщелине вниз головой. И вверх ногами. И штанов на нём не было.

– Какая гадость! – возмущённо сказала Журавская.

– Это каменный век, милая моя, – хмыкнул Семён, сунул голову в расщелину и начал говорить очень ровным, спокойным голосом: – Не бойся, не бойся, мы тебе поможем!

– Семён, – сказал я, – а мы разве можем вмешиваться в ход вещей в прошлом?

Семён посмотрел на меня. Обескураженно.

– Да ладно, уже вмешались же! – бодро сказала Журавская. – Тянем! Держись! Кто ты там вообще…

– Думаешь, он тебя понимает? – поинтересовался я.

– Слова нет, а интонацию – наверняка, – ответил Семён и скомандовал: – Так, Миша, берись за эту ногу, а я сейчас дотянусь до второй, и будем тащить.

– А я?! – разозлилась Журавская.

– А ты смотри по сторонам, чтобы друзья этого парня не застали нас врасплох. Вытаскиваем его и валим домой.

Семён улёгся на живот и нащупал вторую ногу. В расщелине замычали от боли.

– Чёрт, больно ему, – поморщился Семён. – Но деваться некуда, давай тащить. Аккуратно, без рывков. Очень медленно.

И мы начали тащить. Человек был тяжёлый, как слон. В какой-то момент испуганно заорала Журавская. Мы тут же выпустили ноги, и человек вернулся на прежнее место.

– Что там? Что?

– Мне кажется, там, – Журавская указала на холм метрах в тридцати от нас, – какой-то зверь. Типа медведя.

– Медведь не дурак, Оля. Он от хищников держится как можно дальше.

– А где тут хищники-то?

– Самый страшный хищник на планете – это человек. Мы – и вот он. – Семён ткнул пальцем в расщелину. – Никакой медведь сюда не сунется. Ори, только если увидишь людей, ясно?

И мы опять начали тянуть нашу неандертальскую репку за обе ноги. Тянем-потянем – вытянуть не можем!

Мы вытащили его через полчаса. Я устал так, как не уставал ни на одном соревновании. У меня даже не было сил его рассмотреть. Я откинулся на спину и пытался поймать дыхание. Перед глазами пульсировали красные круги. Тошнило.

– Моя спина! – стонал Семён.

Ему вторил неандерталец. Речь его была ещё более странной, чем речь тех ребят из Сунгиря. Какие-то отрывистые резкие звуки.

И тут Журавская сказала:

– Ой. А я его, кажется, знаю. – Помолчала и добавила: – Мы с ним в друзьях во «ВКонтакте». Я его аватарку запомнила.

Я бы решил, что Журавская окончательно спятила, если б не пришёл к этому выводу ещё три года назад.

Глава пятнадцатая, в которой я совершаю преступление против науки будущего

– Привет, дедушка, – сказала Журавская. – А это вам.

– Не давай ему ничего! – рявкнул Семён. – Ты совсем сдурела?

Я привстал. На камне сидел наш спасённый. Это был дед – седой, старый, с монументальным шнобелем. Я читал, что у неандертальцев были большие носы, – но чтобы настолько?! Он занимал чуть не половину лица. Да и сам дед – притом что он, конечно же, был человеком – очень отличался от любого известного мне деда. Он был широкий, как шкаф.

Над глазами у деда выступала кость. Забыл, как эта кость называется. А, надбровье! В здоровенной лапище он держал Олину бутылку для воды. Розовую. Журавская показала ему: пей.

Дед взмахнул бутылкой, вода плеснулась ему на физиономию, он с криком отбросил бутылку подальше, попробовал вскочить, но ойкнул и схватился за ногу.

– Похоже, ногу повредил, – сказал Семён. – Вот не было печали, а! Дед, – добавил он своим особенным спокойным тоном, – ты ходить можешь?

Дед прислушивался к словам Семёна с явным интересом. Семён похлопал себя по ноге. Дед скопировал жест Семёна. Семён показал пальцами движущиеся ножки: иди. Дед с удовольствием повторил. Маленькие дедовы глазки внимательно следили за каждым нашим движением.

– Коммуникация зашла в тупик, – сказал Семён. – Ладно, нам в любом случае пора, а дед как-нибудь доберётся. Давайте руки!

Семён запустил наши коннекторы. А я вдруг понял, что этот носатый дед – ужасно симпатичный тип. Уверенный. Умный. Спокойный как удав, несмотря на то что мы вооружены, а он нет. Вот бы с ним пообщаться.

Я подошёл к расщелине и заглянул внутрь. Там, на глубине метров десяти, валялся камень. Красный с жёлтыми прожилками. Уж не за ним ли дед полез? Я показал деду на расщелину. Потом на наше рубило. Дед покрутил круглой головой и что-то сказал. Стукнул кулаком о кулак.

– Собирайте вещи, – скомандовал Семён. – Оля, прячь бутылку в рюкзак. Мы не можем разбрасывать барахло по всему палеолиту.

– Да что такого?

– Такого? Да это преступно по отношению к археологам будущего! Они будут копать эти слои и наткнутся на твою бутылку!

– Но мы же должны оставить ему что-то на память!

– Ни в коем случае!

Семён завернул дротики и рубило в кусок ковра, мы надели рюкзаки, осмотрелись – на земле ничего не валяется. Мы собрались зайти за ближайший холм – ну, чтобы не исчезать на глазах неподготовленного неандертальца.

Дед снял с толстенной шеи ожерелье и протянул Семёну. Семён отрицательно покачал головой.

– Пошли, Миша, Оля! За мной.

И мы пошли. Я обернулся. Дед поднялся со своего камня и смотрел нам вслед. Я сунул руку в карман куртки. Ключи, телефон – ничего не годится в качестве сувенира. У Журавской, которая шла впереди меня, на рюкзаке болтался маленький единорог. Я постучал её по плечу, молча показал на единорога, на деда. Она тут же кивнула: поняла, бери.

Я отцепил единорога и пошёл к деду, оглядываясь