— Но…

— Еще одно слово — и вы будете переписывать весь учебник, господин Эдвин.

Соль лукаво улыбалась, пока профессор испепелял Ноа взглядом, и, еле сдерживая язвительную шутку в его адрес, медленно вытянула из кармана кулак.

— А вам всем, что, нечем заняться? — гаркнул мистер Льюис на других, и студенты быстро зашуршали листами. — Лаура Дальмайер, выходите к доске. Спасайте положение.

Пока профессор отвлекся на студентов в кабинете, Соль наконец поймала взгляд Ноа и гордо показала ему средний палец. Тот одобрительно улыбнулся, демонстрируя идеальные зубы. Он не любил проигрывать. Особенно Соль. Кому угодно, но не ей. И, не страшась гнева профессора, показал средний палец в ответ: выстрелил им из воображаемого лука, словно долбанный купидон.

— Милашка, — прочитала по его губам Соль.

Только она замахнулась, чтобы продемонстрировать все желание врезать болвану как следует, к ней повернулся профессор.

— Теперь вы. — Соль резко опустила руку, поникла и уставилась на носки своих поношенных вансов. — Ни одна причина не стоит опоздания на мою лекцию. Важнее математики нет ничего. Особенно на вашем факультете, госпожа Чи.

Он действовал Соль на нервы. Но воспитание не позволяло ей послать профессора. Хотя, что бы она ни сказала, все равно останется после пар и будет драить весь кабинет. Может, стоит поучиться дерзости у Эбель.

— Мистер… — Эбель заглянула за спину преподавателя и, найдя табличку с его фамилией, продолжила, — мистер Льюис. Я Эбель Барнс, новая студентка академии. Соль, по просьбе директора, любезно согласилась провести мне экскурсию.

— По просьбе директора? — подозрительно спросил мистер Льюис, косясь на Соль.

— Мисс Вуд, кажется, — подтвердила Эбель. — Не успела запомнить ее имя.

Медленно окинув взглядом с головы до ног студенток, мистер Льюис втянул весь воздух в коридоре своим крысиным носом и громко, будто он чертов вертолет, выдохнул. От возмущения его усы так топорщились, что не спасал ни гель для укладки, ни божье слово.

— Я уточню эту информацию у мисс Вуд. Поговорим об этом позже, госпожа Чи. Считайте, что вам сегодня повезло.

Ага. Как же. Помимо конспектов, уже ждущих своего часа, Соль нужно будет подготовить устный пересказ всего урока и взять неберущийся интеграл, чтобы все равно потерпеть неудачу. Соль придется прийти к мистеру Льюису с извинениями и, посыпая голову пеплом, кланяться в ноги за то, что она, дура, не смогла разобраться в важнейшей математике без помощи великого гения и лучшего преподавателя академии.

— Свободны, — бросил мистер Льюис и вернулся в аудиторию, громко хлопнув дверью.

— Какой приветливый, — пошутила Эбель. — Дай угадаю, его способность — душить всех вокруг своим самомнением.

— О, поверь мне, титул главного душнилы занял другой препод[5]. А этот — просто мерзкий старикашка, которого никто не взял на работу, кроме сердобольной Деборы. Она всем дает шанс, и скуре-механику уж тем более.

— Механик? — уточнила Эбель. — Половина Санди ремонтирует машины и смесители в наших туалетах. Ничего в этом особенного нет.

Соль покачала головой.

— Мистер Льюис талантливый инженер и умело создает всякие механические штуки. Он помог восстановить половину собора. Без него у нас не было бы ни учебного крыла, ни библиотеки, ни даже крипты, в которую никто до сих пор не спускался.

Соль обвела руками стены. Выпрямила затекшую спину и поправила тяжелую сумку на плече, из которой утром забыла достать учебники.

— Студентам запрещено использовать способности, а преподавателям — можно? — Эбель помогла вытащить волосы Соль, застрявшие в серебряной застежке от сумки, пока она проклинала свои длинные косички — за то, что они вечно ей мешают.

— Только по необходимости. Пристройка к храму была очень нужна. — Соль с легкостью считала иронию в словах Барнс. — Мы все равны. И все живем по правилам. Если кому-то требуется помощь, то помогаем. Неважно, применяя способности или нет.

— Охотно верю.

Эбель, не дожидаясь Соль, направилась вдоль коридора и прошла кабинет истории и филологии.

— Я говорю правду! — проворчала ей вслед Соль. — И каждый тебе это подтвердит.

Никто бы этого не подтвердил. Все, в обход правил, тайно использовали свои способности. Кроме факультета «особо опасных скур». Таких в академии было всего двое, но контролировали их словно преступников, которых готовят к смертной казни. Какое большое зло и кому они сделали, никто не знал. Но Соль была рада, что за особо опасными так следят. Равенство равенством, но инстинкты самосохранения никто не отменял. Один из особо опасных, например, мог внушать мысли одним лишь взглядом. Мог заставить делать то, что ты делать не хочешь.

— Мы можем использовать силы только на специальных уроках, где практикуемся и учимся совладать с тем, чем «наградил нас дьявол». — Соль нагнала Эбель и продолжила: — Все зависит от факультета. Подожди немного, Дебора распределит тебя, а пока я расскажу о правом крыле. Тут нас обучают гуманитарным наукам. А в левом крыле сидят душные заучки с кучей таблиц и цифр. А, — вспомнила Соль, — еще убийцы, препарирующие животных! Один химико-биологический кабинет чего стоит. Там на стенах висят и лягушка расчлененная, и мышь.

— И, будь твоя воля, — мистер Льюис. — Эбель сунула руки в карманы.

Соль сразу зашикала и, тихо хихикая, повела ее подальше от левого крыла с препарированными животными.

Соль поступила в академию только в прошлом году, но уже наизусть выучила расположение всех дверей и окон. Она с легкостью прошла бы по коридорам с завязанными глазами и, ни разу не споткнувшись, добралась бы до нужного места. Она помнила каждый витраж, каждый скол на каменной кладке в соборе и каждую торчащую щепку в деревянных партах. Находила все по запаху.

Сладковатому, как духи мисс Моретти, — в кабинете искусств; затхлому и пыльному — в небольшой старой библиотеке; и кислому, будто старые бинты, — в кабинете философии. Она понимала, что находится на паре по риторике, когда лучи солнца, прорываясь сквозь тонкие стекла, грели ей плечи, и ощущала, что сидит на астрономии, когда ее вечно холодные руки становились еще холоднее, а ледяной ветер хватал не только ноги, но и задницы сидящих на низких скамейках студентов.

Соль знала это место, как никто другой. Лучше, чем сеульские улицы, и даже лучше, чем родительский дом. У нее