тащить незнакомого мужика к себе домой? — Руфат фыркнул, именно это показалось ему особенно возмутительным, даже пьянство сына было меньшим грехом. Он положил сигареты на стол, вытащил одну и прокручивал между пальцами.

— Предполагаю, что женщина с низкой социальной ответственностью. — Парировала, в продолжение его слов, без паузы.

Айсу спрятала улыбку за ладонью, Кемаль же набил рот салатом, пытаясь выглядеть естественно и не подавиться. Ему нравилась обстановка, она его оживляла, как будто у него становилось чуть больше прав, чем обычно, раз появилась такая женщина в их семье. Глаза его блестели, руки не могли удержать на одном месте. Хазара, однако, то же забавляла эта ситуация, особенно реакция семьи. Ясмина округлила свои глаза, чуть не ахнула и подняла голову.

— Ты слышала, что она сказала? Кого он выбрал, Медина! Кем буду расти наши внуки. — Руфат говорил тихо, но слышно его было всем.

— Терпи Руфат, говорю же, ты это выдержишь. А если не выдержишь, то не увидишь больше ни внуков, ни Заира, ни меня, понял? Хотел женить сына, хотел внуков, вот гляди теперь.

— Эх, Медина, Медина, сама невестку хотела, все уши мои бедные промыла, — сигарета оказалась во рту, потом переместилась между пальцами.

— Молчи, это грех, большой грех Руфат обвинять в своих помыслах жену. Сам говорил жена — шея, жена думать не может, решать не может, говорить не может, так что всё это твоих рук дело.

Он прикрыл глаза в смирении и убрал сигарету. Их шептания слышали все, однако делали вид, что еда была намного интереснее, внутренних перепалок.

— А, да вы не беспокойтесь, я же не просто так. — Меня удивительно веселил свёкор, он вызывал во мне такое детское озорство, что хотелось поддевать его снова и снова, и слышать от свекрови «терпи». — Взяла с него заранее деньги за аренду и завтрак с утра, даже на такси ему потом одолжила.

— Не переигрывай, — Заир погладил меня по спине, отчего получил в бок от Айсу и по ноге от меня.

Руфат молча поднялся и вышел за дверь, не в силах сдерживать эмоции, за ним пошли Мурад и Эмир. Поначалу Руфат с тихого шепота срывался на крик, потом шли споры и наконец, они говорили в один тон, с согласительными мычаниями. Вернулись они довольные, сговорившиеся.

Дальнейший вечер проходил спокойно, никто больше не решился задавать мне вопросы, и в целом меня это устраивало. Небольшой эффект получен, значит, встреча прошла весьма продуктивно.

— Это так вкусно! Надо взять рецепт этих макарон, — изыски блюд радовали своим многообразием, а это особенно порадовало.

Медина толкнула Руфата локтем, показывая, что ещё не всё потеряно.

— Это не макароны, — Заир цокнул, показывая пальцем Ясмине, что лучше помолчать.

— Тогда что? — с набитым ртом.

— Сначала прожуй. Молодец. А теперь глотай, — заподозрив что-то не ладное, горло встало намертво, не желая продавливать неизвестное в себя. — Глотай-глотай. Медленно, вот так. Умница. Это кишки барана.

Субстанция что ещё недавно была макаронами, зашевелилась в животе чужими, совершенно живыми кишками, будто баран восстал, и решил наглядно показать мне, как действую законы кармы, возвращая свои внутренность обратно. Прикрыла рот ладошками, озираясь по сторонам в поисках ванной комнаты. Медина рукой указала за стенку, я поднялась и больше не смогла сделать шаг.

— Эх, дочка, такую вкусноту не оценила. — Самодовольно огрызнулся Руфат.

— Помогите, — второй порыв и стало ещё более дурно.

Кишки цеплялись за пищевод, поднимались выше по горлу. Непонятный рёв раздался с моего рта по залу, и я стала напоминать кота, что пытался отхаркнуть комок шерсти. Спину изводило конвульсиями, ладошки слабели.

— Горе ты моё, — Заир подхватил меня на руки и увалок в ванную комнату, оставшись за дверью.

— Как это можно есть? Они же не съедобны? — Вопила, прерываясь на чистку желудка.

— А когда ими рот набивала, были вполне съедобны. У вас тоже много непонятных блюд.

— Какие?

— Селёдка под шубой, огурцы с сахаром для имитации арбуза. Холодец, что это вообще? Желейный бульон с мясом.

— Вот именно, с мясом, а не с внутренностями!

Глава 10

Можно ли определить призвание ребенка с рождения? Почему родители так усердно пытаются подметить несуществующие детали, пока их чадо ещё не вылезло из подгузников? Выводит непонятные линии на листках бумаги — явно растет художник, по-другому и быть не может. Игрушки выстроены в ряд, а чадо вышагивает между ними, пытаясь удержаться на ногах — командир, нет ещё лучше, директора мать растит. Небольшие театральные представления становятся частью вечернего застолья — актер мирового уровня, не меньше. Главное для маленького не окрепшего ума познать мир, где самым горестным событием будет неуверенное «да», на вопрос о профессии, которую выбрали родители на будущее. Тут то и начнется! Постоянные упреки, приказы и нотации о том, как было бы лучше. Грустные потерявшиеся люди пытаются вырастить чемпиона, лидера, профессионала, сами в этом ничего не понимая.

Не правильно ли было бы отпустить это, дать своему малышу возможность самому определиться с тем, что он хочет от себя и от дальнейшей жизни. Только ведь это означает определенного рода свободу, разгильдяйство, что выведет птенца из столько уютного, заботливого гнезда. Так много надежд, которые разбиваются с возрастом, о стену родительского контроля и непонимания. А потом получается эффекта заблудшего человека.

Круговорот невыполненных надежд и желаний, который будет существовать пока человечество не вымрет. Эта больная вереница смогла захлестнуть и моего отца. Он всегда так умилялся, когда я рассортировывала монетки и купюры, в один из таких дней в его голове что-то щелкнуло. Экономист! Будет вершить судьбы денежных потоков, выводить из кризиса компании и забирать баснословную зарплату. Как же он ошибался.

— Нет, это совершенно не подходит.

Сгорбленная фигура мужчины медленно двигалась по полукругу составленных столов. Моложавое лицо кривилось, то поджимая нос к губам, то уводя брови к волосам.

— Стало быть, мне помнится, как вы заливались пением об имеющимся таланте, — Роман Иванович подцепил двумя пальцами лицо из скульптурного пластилина, повертел, и нахмурил брови.

Кивнула, решив пока помолчать. Нервная улыбка пряталась за искусанными щеками, а страх томящегося ожидания, даже можно сказать желания небольшого признания отзывался гулом в животе. Учитель не спешил, надул губы и выпустил воздух, с характерным разочарованием.

— Пропорции не симметричны, но это в природе редко встречается, куда хуже отсутствие своего стиля, фактуры и динамики. Какой это уже урок?

— Всего девятый, — громко отозвалась.

— Очень плохо, работай дальше. — Не стал в этот раз упоминать о школе лепки, которую я посещала пол года, конкурентов он отказывалдся даже признавать.

Роман