долгие изнурительные утренние тренировки. Они сделали его сильным, сосредоточенным и расчетливым. Как же ему хотелось совершить двадцатимильную прогулку прямо сейчас, чтобы рассеять все эти беспорядочные противоречия.

— Не знаю, Мэл. Что скажет Джеймс, если узнает? А как насчет вашей семьи? Чёрт, а как насчет города, если уж на то пошло? До недавнего времени Пойнт-Бикон не очень высокого мнения обо мне. Я местный плохой мальчик, помнишь? Люди обязательно будут говорить. Поверь мне, тебе не нужна такая неразбериха.

Мэл плюхнулась на табуретку за гранитным островком в центре кухни, её плечи сгорбились. Её несчастный вид заставил Адама вздрогнуть. Он хотел сделать всё, как лучше. Вот только это было плохо. Очень, очень плохо.

В большинстве дней он едва контролировал свою собственную жизнь, учитывая, что гаражу ещё не исполнился год, а он пытался установить какую-то новую норму в своей личной жизни. Ему нечего было пытаться помочь Мэл улучшить её.

— Я не думала так далеко, — сказала Мэл немного дрожащим голосом.

В конце концов, его убило её отрывистое дыхание. Её слёзы подействовали на него и в ту ночь на крыльце, когда она поцеловала его, и это воспоминание врезалось в его душу навечно. Тогда он нашёл в себе силы уйти. Сегодня вечером он молился, чтобы сделать это снова.

Потому что, это было правильно.

Потому что, это было лучше всего для Мэл.

Потому что, для него это тоже было лучше всего.

Я не прав?

Он сел на стул рядом с ней.

— Ты так и не ответила на мой вопрос. Почему я, Мэл? Я имею в виду, я польщён и всё такое, но это не имеет смысла.

Ее грустное фырканье вонзилось острыми когтями в его израненное сердце.

— Мне комфортно рядом с тобой. Ты видел меня в моих худших проявлениях, и ты никогда, никогда не осуждал меня. У тебя есть эта безрассудный и мятежный характер, но когда ты думаешь, что никто не смотрит, ты нежный, терпеливый и добрый. Самое главное, я тебе доверяю. Может быть, я не должна, но это так. Ты бы никогда не причинил мне вреда. Я полагаю, что это так. Вот почему я выбрала тебя.

Воу. Он потерял дар речи. Он не заслуживал её доверия, как бы сильно он этого ни жаждал.

— То, что ты горяч, тоже не повредит. — Мэл удивленно рассмеялась. — Ой. Я сказала это вслух? Извини.

Адам неловко усмехнулся. Была ли она всё ещё влюблена в него? Он не знал, как к этому относиться. Его сверхактивному либидо эта идея понравилась. Его рациональный мозг предупредил, что это ужасная ошибка. Внутри него бушевала суматоха, когда они съели еще по M&M’s, и Мэл принесла ему ещё воды и ещё стакан для себя.

Было приятно, легко, даже вместе с огромной гориллой проблем, стоящей посреди комнаты.

Наконец Адам вздохнул, не в силах больше откладывать.

— Я ценю то, что ты пытаешься сделать, Мэл. Поверь мне, никто не понимает желания изменить себя больше, чем я. — Он пальцем толкнул крошечную стопку красных конфет в виде хмурого лица на столешнице. — Но твоя семья выйдет из себя, если я возьму тебя с собой, даже на тренировочные свидания. Твой отец поговорит со мной, а твоя мама позвонит Джеймсу прежде, чем ты успеешь моргнуть. Потом Джеймс позвонил бы мне по телефону, и это было бы просто…

— Неудобно?

— Катастрофа. Слушай, я бы хотел помочь, но я не могу рисковать всем. Твой брат не просто мой лучший друг, он мой деловой партнер. Не говоря уже о том, что вы, ребята, единственная семья, которая у меня осталась. Если дела пойдут не так и об этом узнает Джеймс или твои родители… — он вздрогнул от этой мысли. — Нет. Я не могу этого сделать. Извини.

Мэл тоже складывала свои конфеты — в голубой смайлик. В этом вся Мэл, всегда смотрящая на светлую сторону, всегда оптимистка. Всегда позитивна. Верная. Она никогда не отказывалась от него в старших классах, сколько бы глупых ошибок он ни совершил, как бы ни подпортилась его репутация, сколько раз он ни пытался оттолкнуть её и всех остальных, кто заботилась о нём, потому что любовь всегда приносила только душевную боль.

Из-за всего этого отклонить её просьбу стало ещё труднее.

— Нам не нужно было бы сразу обнародовать информацию, — сказала в конце концов Мэл. — И я больше не вижу своих родителей каждый день. Иногда проходит неделя, прежде чем я отчитываюсь. Всем известно, что я даже пропускаю воскресные ужины с тех пор, как ушёл Джеймс.

— Нет! — сказал он с притворным ужасом. Когда-то воскресные ужины в семье Брайантов были священными. Никто не пропускал, если ты не был мертв. Или отправлены в Афганистан.

Возможно, его Мэл все-таки изменилась.

Моя Мэл?

Его грудь сдавило. Она не была его Мэл. Никогда бы не была. Но это был бы хороший сон.

— Да брось. Это будет весело. Можешь сыграть профессора Хиггинса для моей Элизы Дулиттл.

Он одарил её насмешливым взглядом. Он никогда не слышал ни об одном из этих людей.

— Ты знаешь: «Моя прекрасная леди», «Дождь в Испании»?

Когда он так и не понял, она пожала плечами и покачала головой, положив руку ему на колено.

Осознание вспыхнуло в крови Адама, как зажженный бензин, и он накрыл её руку своей. Ему не нравилась идея действовать за спиной её семьи. Они были рядом с ним, когда ему больше некуда было идти. Они стали для него вторыми матерью и отцом. Они поддерживали его на всех его важных этапах — дни рождения, выпускные, даже тренировки. Всё.

Затем большой палец Адама погладил мягкую кожу Мэл, и впервые он как будто увидел её, увидел по-настоящему — в её старомодном свитере и юбке ниже икр, скрывающей, как он подозревал, великолепную пару ног.

Может быть, не помешало бы помочь ей обрести свободу, вновь ощутить радость, восстановить веру в себя и заставить её увидеть красоту, которую он видел в ней.

Но он также не упустил блеска обожания в её глазах, когда она смотрела на него. Мэл ошиблась в его привязке. Она думала, что его жизнь, отличается от настоящего. Он не был смелым, уверенным в себе или популярным. И хотя он был должен ей больше, чем когда-либо мог отплатить, часть со свиданиями никогда не могла быть выполнена, не говоря уже о любви.

Он подавил дрожь.

Это было бы худшим нарушением доверия между ним и Джеймсом, даже если бы это было просто для