Робин Гуде, романтические фильмы о пиратах и незатейливые сказки о справедливости, мужестве и величии души. Они стояли рядом с растиражированными гениями-однодневками, и место их никогда не пустовало. Коробки у них были голубыми.

Юнна и Мари сидели в затемненной комнате, каждая на своем стуле, и ожидали Фасбиндера.

– Знаешь, перед сном, – сказала Мари, – я больше размышляю о фильме, который мы посмотрели, чем обо всем том, что меня тревожит: я имею в виду неотложные дела и разные досадные недоразумения… В голове только твои фильмы. Все время примеряешь их на себя, непонятно зачем.

– Обычно ты засыпаешь очень быстро, – заметила Юнна. – Тебя и десять минут не мучают угрызения совести. А теперь нажми кнопку.

Красный огонек в видеомагнитофоне зажегся. Фасбиндер встретил их во всем блеске своего изысканного деспотизма. Кончился фильм очень поздно. Юнна зажгла лампу, положила кассету в футляр и убрала на полку, где стояли все фильмы Фасбиндера.

– Мари, – спросила она, – ты огорчена, что мы не ходим в гости?

– Нет, теперь уже нет.

– Это хорошо! Вечно эта пустая болтовня о том о сем. Никакой композиции, никакой идеи. Никакой главной темы. Разве я не права? Всегда наперед известно, кто что скажет, все друг о друге всё знают наизусть. А в фильме каждая реплика полна значения. Все продумано, ничего лишнего.

– Но все-таки, – добавила Мари, – иногда и кто-нибудь из нас может сказать что-то неожиданное, что не вписывается в рамки и заставляет прислушаться. Что-то необычное, иррациональное, ну, ты знаешь…

– Да, знаю. Но не думай, что хороший режиссер чужд иррациональности: для него это особый прием, который работает на идею. Он точно знает, что делает.

– Но у него было на это время. А мы не всегда успеваем подумать! Возможно, я не все понимаю… Юнна, твои фильмы великолепны. Но если бесконечно вдаваться в подробности и обсуждать детали, как это делаем мы, не чревато ли это?..

– Что ты имеешь в виду?

– Что мы не заметим главного.

– Нет! Хорошие фильмы заставляют о многом задуматься, они открывают новый взгляд на вещи. После этого невозможно жить по-старому, и болтать, и терять время, силы и желание. Поверь мне, фильмы учат нас невероятно многому. И отражают истинную картину бытия.

Мари засмеялась:

– Быть может, истинную картину наших будней? Мы могли бы научиться жить не так небрежно, а, как по-твоему?..

– Не будь смешной. Ты все прекрасно понимаешь…

Мари прервала ее:

– А если видео – своего рода бог воспитывающий, не чревато ли жить по законам своих богов и все время ощущать, что терпишь поражение? И все, что ты делаешь, так или иначе ошибочно…

Зазвонил телефон, и Юнна сняла трубку. Она долго слушала, а потом сказала:

– Подожди немного, я дам тебе номер его телефона. Успокойся, это всего одна минута.

Мари услыхала, что она уже заканчивает беседу:

– Перезвони, если будет нужно. Пока!

– Что случилось? – спросила Мари.

– Это снова Альма. Кошка выпрыгнула из окна. Она пыталась поймать голубя.

– Не может быть. Этот их Муссе! Не понимаю, ты поговорила с ней совсем коротко…

– Я дала ей номер ветеринара, – ответила Юнна. – Когда случается несчастье, надо говорить коротко и по делу. Ты хотела сказать, чтó ошибочно?..

– Не сейчас! – нетерпеливо воскликнула Мари. – Подумать только! Этот Муссе! Юнна, я собираюсь пойти лечь спать.

– Нет, – возразила Юнна. – Лучше подождать. А вдруг она позвонит снова и надо будет ее успокоить? Тогда придется ответить тебе, и ты сможешь поговорить подольше. Мы делим все по справедливости, ты знаешь.

Она прикрыла экран телевизора серебристой салфеткой, чтобы защитить его от пыли и утреннего солнца, и закурила последнюю в этот день сигарету.

Родиться охотником

Шхера была в форме атолла[43]. Похожая на кольцо гора вокруг глубокой лагуны, залив с узким выходом к морю. Во время отлива залив превращался в озеро, где в прежние времена, покуда их не отстреляли или они не отправились в более спокойные места, устраивали игрища тюлени. Теперь это была «детская» самок гаги. На одной стороне лагуны стоял домик, на другой было обиталище морских птиц. Птичий помет, иногда с примесью рыбьих останков, покрывал гору, будто снег, и белыми, словно снег, были высиживающие птенцов чайки, и морские ласточки, и длинные полосы бордюров, окаймлявших края расселин. На самом высоком горном кряже обосновались две морские чайки, огромные птицы с черными перьями на крыльях и хищными клювами. Их очевидная уединенность от остального птичьего племени выглядела надменной, исполненной презрения. Время от времени, будто в рассеянности или развлечения ради, одна из морских чаек спускалась с горы, чтобы проглотить гагачонка. И всякий раз облаком поднимались сотни кричащих птиц; одна за другой гаги кружили над морскими чайками, но никогда не подлетали слишком близко. А владетель атолла, рассеянно вдыхая, возвращался в свое обиталище, где снова неподвижно застывал на месте – этакая важная скульптура на самой высокой точке атолла.

Юнна любила маленьких гагачат, в особенности одного из них, который, сбившись с пути, залетел в домик и упрямо следовал за ней по пятам. В конце концов она посадила его в корзинку и целый час плавала вокруг на лодке, пока не появилось подходящее для птенца гагачье семейство, причем довольно далеко от обиталища морской чайки.

Она сказала:

– В один прекрасный день я убью этих морских чаек. Никогда не дадут поработать спокойно…

Однажды утром Юнна, поднявшись на вершину холма, смазала маслом свой револьвер и ничтоже сумняшеся выпустила через залив заряд прямо в неподвижный силуэт морской чайки… Хотела она подстрелить птицу или просто запугать, неизвестно; во всяком случае, чайка сжалась и, забив крыльями, упала вниз с горного кряжа. Мари ничего не видела, но она привыкла к тому, что Юнна стреляла по жестяным банкам. Юнна пошла добить птицу. Впечатление было неприятное, но при этом она была горда точностью своего выстрела: по меньшей мере метров сто наискосок через залив. Но морскую чайку так нигде и не нашла. Два дня спустя Мари бегом спустилась с холма.

– Юнна, – закричала она, – птица не может летать, и ходить не может, и не знает, что ей делать.

Когда они пришли на ту сторону холма, берег был пуст.

И неизбежно настало то мрачное утро, когда Мари нашла на горе мертвую морскую чайку, уже покрытую червями.

– Естественно, – сказала Юнна, – это именно тебе нужно было пойти туда и найти ее. Ну хорошо, я огорчена. Это я застрелила ее. – И добавила: – С расстояния в сто метров…

– Могу себе представить, – разразилась Мари, – мне бы следовало это