к ним, говорил о своем решении закончить войну и объяснял причины, вследствие которых он собирался принять Потсдамскую декларацию. Такие его действия помогали опровергнуть лживые утверждения, что подлинные желания императора зависели от влияния его «советников-предателей».

Хирохито также посылал своих братьев в горячие точки. Принц Микаса, офицер на действительной службе, был откомандирован в Генеральный штаб. Среди офицеров он встречался со старшим офицером Такэситой, возглавлявшим в штабе Сектор военных дел. «Молодые военные занимают неправильную позицию в армейской жизни, — высказывал ему свою критику Микаса. — Анами тоже не прав».

Такэсита считал, что принц упрекает армию за то, что они не хотят выполнять ясно выраженную волю императора закончить эту войну, приняв Потсдамские соглашения. Тогда старший офицер прокомментировал: «Это объясняется тем, что они думают о сохранении национального государства».

Это было также главной заботой императора, которая сыграла решающую роль в его намерении закончить войну, на что совершенно не обратил внимания офицерский корпус. Военные считали, что только их мнение отражало интересы страны, а на императора влияли пацифисты в его окружении.

В 3 часа пополудни в самый пик удушающей августовской жары премьер Судзуки собрал свой кабинет, и Сакомидзу зачитал официальный ответ союзников. Старый адмирал обратился к членам правительства с просьбой высказать свою точку зрения. Десять из них согласились, что условия должны быть приняты немедленно, трое были против ноты Бирнса. Ритуальный танец возобновился, но теперь певчих птиц стало куда больше.

Спустя самое краткое время после начала заседания кабинета военный министр незаметно покинул зал и направился в офис Сакомидзу. Он попросил его позвонить главе Бюро военных дел, которое было центром принятия решений в армии. Когда Сакомидзу дозвонился до генерал-лейтенанта Ёсидзуми, он передал трубку Анами. Произнесенные военным министром слова поразили секретаря кабинета.

Анами развязно сообщил Ёсидзуми: «На заседании кабинета складывается благоприяная обстановка. Выступают министр за министром, и все поддерживают ваше мнение, так что мне абсолютно нечего делать, пока я не вернусь. Личный секретарь кабинета тоже здесь. Если вам это необходимо, задайте ему вопрос о конференции».

Сакомидзу был на заседании и знал, что ситуация складывалась противоположная той, что описывал Анами. Три или четыре голоса были против одного голоса военных, и ничто не указывало на то, что подобный расклад может измениться. О чем только думал Анами? Удивленный Сакомидзу собирался высказать военному министру все, что он думает об этом. Но Анами холодным взглядом и самоуверенным кивком предупредил его протест.

Ёсидзуми, однако, принял объяснения Анами и не попросил позвать к телефону секретаря. Ситуация в армии, должно быть, складывается невероятно напряженная, подумал Сакомидзу, если военный министр вынужден звонить своим ближайшим преданным подчиненным и сообщать им подобную фальшивку. Анами просто пытался притушить запал в лучшем случае.

Военный министр вернулся на заседание правительства, и несколько позже пришел Сакомидзу. Того отметил для себя, что военный министр, как кажется, менее настроен на полемику, чем утром. Конечно, жара подавляла, но все страдали от нее в равной мере. Анами, казалось, был задумчив, и Того подумал, что он предается время от времени своим мечтам. Однако условия, выдвинутые противником, все так же встречали в штыки. Оба министра, и внутренних дел, и юстиции, не хотели принимать ноту Бирнса.

Тогда Того не знал о том, что 10 августа Анами обратился за советом к Ёсукэ Мацуоке, министру иностранных дел Японии в предвоенное время. Именно он помог военным заключить союз с державами оси. Анами спросил его, есть ли дипломатический выход для Японии из сложившегося положения. Мацуока, смертельно больной, проживал недалеко к югу от Токио. Он приехал в столицу, в течение двух дней посещал своих друзей, узнавал от них подробности о политической ситуации в стране. Ответ Ёсукэ военному министру был таков: нет ни дипломатического решения, ни надежды на чудо, которое могло бы спасти Японию.

Неожиданно Сакомидзу попросили выйти в холл. Его хотел видеть репортер из газеты «Асахи», которого он знал довольно близко. Личный секретарь посчитал нелишним обзавестись собственными источниками информации, оплачивая услуги журналистов, чтобы те снабжали его важными материалами, особенно касавшимися военных. Сейчас репортер вручил Сакомидзу клочок бумаги. «Вы знали об этом?»

Секретарь внимательно прочитал текст. Это было коммюнике императорского Генерального штаба, помеченное четырьмя часами дня 13 августа.

В нем говорилось, что Императорская армия и флот получили приказ императора защитить национальное государство и все вооруженные силы страны начинают генеральное наступление против вражеских сил союзных держав.

Генеральное наступление! Секретарь не знал, что и подумать.

«Сообщение об этом готовится для публикации в «Асахи», и будет еще передача на радио в четыре часа дня», — сказал репортер. Сакомидзу взглянул на часы. Было 3:45. Если эта новость была правдивой, то переговоры закончатся, война возобновится с удвоенным ожесточением и катастрофа станет неминуемой, потому что союзники больше никогда не поверят в мирные инициативы Японии в будущем.

Сакомидзу незаметно проник в зал заседаний и подошел к Анами. Он положил записку перед ним и шепнул ему на ухо: «Что вы скажете об этом?»

Глаза Анами округлились, когда он познакомился с ее содержанием. Он повернулся на своем стуле и пристально посмотрел в лицо Сакомидзу. «Мне ничего не известно об этом, — сказал он. И продолжил: — Заявления, исходящие из императорского Генерального штаба не имеют отношения к военному министерству, за них несет ответственность Генеральный штаб армии. Немедленно свяжитесь с генералом Умэдзу!»

Секретарь отнес записку директору Отдела планирования правительства генерал-лейтенанту Икэде. Икэда также ничего не слышал об этом, но и его, как и Сакомидзу, напугала эта угроза. Оба выбежали из зала. Дебаты продолжались, а в фокусе военных событий оказался простой телефон. Икэда срочно позвонил Умэдзу, чтобы выяснить, был ли отдан приказ.

Умэдзу был глубоко удивлен. Он никогда не слышал о таком приказе и ничего не знал о коммюнике. Он отдал Икэде распоряжение как можно быстрее замять все дело. Началась безумная гонка: обзванивали все редакции газет, радиостанции и агентство Домэй. Томительно долго тянулись последние минуты, но все же опровержение пришло, когда до передачи сообщения, намеченного на четыре часа, оставалось всего несколько секунд.

Впоследствии Сакомидзу обнаружил, что это ужасное заявление родилось в отделе прессы императорского Генерального штаба и ему дали ход заместитель военного министра и замначальника штаба. Они не сочли нужным проверить подлинность заявления, обратившись к своим начальникам — Анами или Умэдзу. Авторы заявления не испытывали колебаний, когда сочиняли такую чудовищную фальшивку. Не забыли они упомянуть и о поддержке этого заявления императором и намеревались сообщить об этом по радио всей стране и миру. Это