союзники не имели коварных намерений. Его величество был одержим только одной мыслью — покончить с войной и восстановить мир. Долгом и желанием старого адмирала на посту премьера стало следовать во всем императорской воле. Поэтому он собирался еще раз рассказать императору о заседании правительства и снова просить у его величества высказать окончательное решение. На этом Судзуки прервал заседание.

В действительности он дал знать военным, что если будет совершена попытка государственного переворота, то она будет иметь смысл, если произойдет до следующей Императорской конференции, подобной той, что была 10 августа, и на которой его величество огласит свое решение. Те, кто готов был действовать, должны были нанести удар как можно быстрее. Или же они должны были помешать или отложить созыв подобной конференции. Созвать ее можно было только при условии письменной петиции, подписанной премьер-министром и обоими начальниками штабов. Конечно, император мог созвать Императорскую конференцию по своей собственной инициативе, но такое случалось не часто.

После заседания правительства генерал Анами зашел в офис премьера. Военный министр застал у премьера посетителя — морского врача Кобаяси. Желая помешать проведению Императорской конференции, Анами спросил: «Господин премьер-министр, не сможете ли вы подождать еще два дня и только тогда созвать конференцию?»

Судзуки отказал военному министру в просьбе: «Время не ждет, Анами; мы не должны упускать эту возможность. Я сожалею».

Анами понял, что дальнейшая дискуссия бесполезна. Он раскланялся и ушел.

Господин Кобаяси был озадачен: «Почему бы не подождать немного? Неужели это так важно?»

Старый адмирал глубоко вздохнул и ответил: «Малейшее промедление опасно. Если мы упустим этот шанс покончить с войной, русские могут прийти не только в Корею, Маньчжурию или на остров Сахалин, но и высадиться на Хоккайдо. Это будет роковым ударом по самым основам нашей страны. Нет, мы должны решить вопрос, пока переговоры ведутся только с основным участником — Соединенными Штатами».

«Но, господин премьер-министр, генерал Анами может покончить с собой», — заметил Кобаяси.

«Да, — произнес Судзуки, задумчиво глядя на дверь. — Это возможно. Мне очень жаль». Он кивнул врачу и вышел из комнаты.

В то время как военный министр ушел с заседания правительства и, чтобы успокоить себя, занялся стрельбой из лука в саду своей официальной резиденции, Того ехал мимо городских руин столицы. Он торопился на торжественный обед, устроенный по поводу переезда в новую официальную резиденцию министра иностранных дел, после того как прежняя сгорела в пожаре после авианалета. Он надеялся немного отдохнуть в дружеской компании, хотя и предстояло решить некоторые дела. Все же это была небольшая передышка после тяжелых рабочих дней, когда он был занят 18 часов в сутки, противостоя напору милитаристов.

Министр провел совсем немного времени на вечеринке, когда его попросили подойти к телефону. Умэдзу и Тоёда хотели его немедленно видеть. Того не желал уходить, он так долго ждал этот вечер. Его угнетала мысль, что он должен был куда-то ехать и опять спорить с генералом и адмиралом. Он сомневался, что о чем-то еще можно было спорить; все и так было переговорено за последнюю неделю. Начальники штабов настаивали. Не желая, чтобы военные его потом упрекнули, что он не хотел с ними сотрудничать, и чтобы впоследствии не корить себя за потерянную возможность договориться, как бы ничтожна она ни была, Того согласился наконец встретиться с ними в резиденции премьера в 9 часов. В этот самый момент Анами, как говорилось ранее, принимал делегацию заговорщиков.

Начальники штабов попросили Сакомидзу подготовить встречу с Того. Секретарь ожидал, что станет свидетелем острой конфронтации. Поэтому, чтобы создать соответствующую атмосферу, он распорядился сервировать чай и открыть бутылку виски, которая хранилась на важный случай, как этот. Но штабисты намеренно отказались от угощения.

Умэдзу и Тоёда явно хотели, чтобы Того отказался от расширенных переговоров с противником. Два часа они самым внимательным образом изучали актуальную ситуацию и не пришли ни к каким выводам. Единственно, чего удалось добиться, — это то, что подчиненные и Умэдзу, и Тоёды в их штабах узнали о намечавшейся конференции. Они верили, что будет достигнут прогресс в создании условий, которые спасут военных от унижения, а нацию — от позора.

Было около 11 часов ночи, когда Того, Умэдзу и Тоёда собрались расходиться. Именно в эту минуту в комнату ворвался вице-адмирал Ониси. Он схватил Тоёду за рукав и завопил, что он только что был у принца Такамацу, младшего брата императора, которого он пытался уговорить повлиять на его величество и адмирала Ёнаи, чтобы те решились на последнюю битву и защитили отечество. Он не только не убедил принца, но был подвергнут разносу. «Вы, — говорил он, обращаясь к Ониси, — должны изменить свое мнение, но не Ёнаи. Вы не предложили никакого плана для спасения ситуации; вы не способны выиграть решающую битву, не выполняете своих обещаний. Вот почему император потерял доверие к флоту».

Ониси, создатель и духовный отец корпуса камикадзе, был весь в слезах.

Специалист по самоубийствам обратился с горячей речью к Умэдзу и Тоёде. Приемлем ли американский план или нет, сейчас речь не о том. Фундаментальная проблема состоит в том, что вооруженные силы потеряли доверие императора, своего главнокомандующего. Вот почему, предложил он, «мы должны представить императору план, как нам добиться победы, и попросить рассмотреть его. Если мы будем решительны и готовы принести в жертву двадцать миллионов японцев, готовых умереть в атаках камикадзе, то победа будет за нами!»

Генерал Умэдзу и адмирал Тоёда наблюдали за Ониси так, словно это было некоторое существо, которое они видели впервые. Их молчание было красноречивее любого ответа. Ониси повернулся к Того: «Каково мнение министра иностранных дел?»

Того медленно произнес: «Если бы у нас была реальная надежда на победу, ни один человек ни на минуту не стал бы сомневаться, принимать ли нам Потсдамскую декларацию; но выиграть одну битву не означает для нас выиграть войну».

С этими словами министр вышел из комнаты в темноту ночи, озаряемую вспышками молний под шум ливня. Он зашел в расположенный поблизости офис министерства, чтобы просмотреть телеграммы из зарубежных корпунктов и переведенный текст иностранных радиопередач. Опасность, грозившая Японии, только выросла, судя по поступившим сообщениям. Терпение стран мира быстро истощалось по мере того, как японская сторона продолжала все так же медлить с окончательным ответом.

На пути домой, в то время как в эту токийскую ночь Анами прибыл на полуночное рандеву с конспираторами, Того размышлял: «Даже если мы будем готовы пожертвовать жизнями двадцати миллионов японцев, все они погибнут под огнем пулеметов и танков. Мы